Штайнер не ответил.
— Если бы речь шла о немецком, еще можно было бы торговаться, они попадаются часто, но австрийский — редкая вещь. Зачем австрийцу паспорт? На родине он ему не нужен, ну а за границей он бывает довольно редко. И к тому же — валютный запрет. Пятьсот! Он стоит этих денег.
— Триста пятьдесят.
Говоривший оживился. — Триста пятьдесят я сам заплатил семье умершего. А сколько стоит работа, как вы думаете? А издержки? А комиссионные? Все это дорого, уважаемый! Заполучить паспорт, когда едва успели схоронить покойника! — о, за это вы должны расплачиваться звонкой монетой. Только наличные осушают слезы и заставляют забыть о скорби. Четыреста пятьдесят, так уж и быть, только потому, что вы нам нравитесь, но мы ничего на этом не выиграем.
Они сторговались на четырехстах. Штайнер вынул из кармана свою фотокарточку, — он уже успел сфотографироваться в автомате за один шиллинг. Оба ушли, захватив с собой карточку; через час они вернулись и принесли паспорт. Штайнер расплатился и сунул паспорт в карман.
— Желаю удачи, — сказал тот, который вел переговоры. — И еще одно замечание: когда кончится его срок, мы можем его продлить. Снять дату и проставить новую. Это очень просто. Единственная трудность — виза. Чем позднее она вам понадобится, тем лучше — тем дольше можно не исправлять дату.
— Вы же могли бы это сделать и сейчас, — сказал Штайнер.
Говоривший покачал головой.
— Для вас так будет лучше. У вас сейчас самый настоящий паспорт, который вы могли и найти. Сменить фото — не так страшно, хуже, если подделано что-либо в тексте. К тому же у вас впереди целый год. За это время многое может случиться.
— Будем надеяться…
— Разумеется, о наших делах — никому ни слова! Это в наших общих интересах. Послать к нам за помощью можете только абсолютно надежного человека. Дорогу вы знаете. Засим — доброго вечера!
— Доброго вечера.
— Strszecz miecze[4], — сказал другой, который до сих пор молчал.
— Он не говорит по-немецки, — ухмыльнулся первый, отвечая на взгляд Штайнера. — Но у него изумительная рука… для штемпелей. Конечно, строго между нами.
Штайнер отправился на вокзал. Он оставил в камере хранения свой рюкзак. Он выехал из пансиона накануне вечером. Ночь провел в сквере, на скамейке. Утром, в туалете вокзала, Штайнер сбрил усы, а потом сфотографировался. Какое-то первобытное удовлетворение наполнило его. Теперь он был рабочим Иоганном Губером, из Граца.
На улице он остановился. Нужно было урегулировать еще один вопрос из того времени, когда его звали Штайнером. Он закрылся в будке телефона-автомата и поискал в телефонной книге один номер.
— Леопольд Шефер, — пробормотал он. — Траутенаугассе, 27. — Это имя словно выжгли в его памяти.
Он отыскал номер и позвонил. К телефону подошла женщина.
— Полицейский Шефер дома? — спросил он.
— Да, я его сейчас позову.