Фрау Залевски кивнула:
– Эту комнату мне уже все равно не сдать.
– Хорошо.
Чиновник откланялся и вышел. Мы тоже вышли.
Орлов запер дверь и передал ключ фрау Залевски.
– Надо поменьше болтать обо всем этом, – сказал я.
– И я так считаю, – сказала фрау Залевски.
– Я имею в виду прежде всего вас, Фрида, – добавил я.
Фрида точно очнулась. Ее глаза заблестели. Она не ответила мне.
– Если вы скажете хоть слово фройляйн Хольман, – сказал я, – тогда просите милости у бога, от меня ее не ждите!
– Сама знаю, – ответила она задиристо. – Бедная дама слишком больна для этого!
Ее глаза сверкали. Мне пришлось сдержаться, чтобы не дать ей пощечину.
– Бедный Хассе! – сказала фрау Залевски.
В коридоре было совсем темно.
– Вы были довольно грубы с графом Орловым, – сказал я казначею. – Не хотите ли извиниться перед ним?
Старик вытаращил на меня глаза. Затем он воскликнул:
– Немецкий мужчина не извиняется! И уж меньше всего перед азиатом! – Он с треском захлопнул за собой дверь своей комнаты.
– Что творится с нашим ретивым собирателем почтовых марок? – спросил я удивленно. – Ведь он всегда был кроток как агнец.
– Он уже несколько месяцев ходит на все предвыборные собрания, – донесся голос Джорджи из темноты.
– Ах, вот оно что! Орлов и Эрна Бениг уже ушли. Фрау Залевски вдруг разрыдалась.