— Это не ожерелье и далеко не украшение — это символ полного признания твоего подчинения, принятие сознанием и телом своего реального статуса; неоспоримый знак принадлежности одному единственному человеку — своему Хозяину, Господину, Мастеру. МНЕ. Ты это должна не просто видеть и понимать, но и осознавать, чувствовать, жить этим априори. Тем, что принадлежишь мне. И только мне. И в этих стенах по другому быть уже не может и не будет. Ты пришла сюда ко мне, ты осталась, ты согласилась на все условия связанные с твоим ближайшим будущем в этом месте и в этом городе, как и с принятием моей власти над этим будущим. Под этим ошейником находится жизнь, которая отныне и всецело принадлежит мне одному. Я решаю и я выбираю, как и сколько тебе под ним жить. Ты теперь не просто бесправная вещь. Ты МОЯ вещь.
Кажется по моим щекам сбежали две сочные слезы еще до того момента, как ты нагнулся и коснулся нежной прохладой своих лепных губ моей переносицы. Господи всемилостивый… я готова поклясться, что это не просто слова-предупреждения, которыми ты вскрывал, выписывал и метил болезненными стигматами по моему тонущему сознанию. Это были больше, чем фразы прошивки моих новых условных рефлексов. Может я и чокнулась, но ты их не подбирал и не обдумывал. Они выходили из твои уст "заученным" психосоматическим заклинанием — молитвой-клятвой, нарушение которой вело лишь к одной кульминационной развязке — к смерти обоих.
Если ты так признавался в своей одержимой ненависти ко мне… тогда какими словами ты бы раскрылся передо мной в своей любви десять лет назад? И почему я думаю об этом именно сейчас? Когда мое сердце и разломанная на мелкие осколки сущность обливались отравленной твоим кислотным ядом кипящей кровью, захлебывались и молили о пощаде, чтобы ты убил меня как можно быстро и почти безболезненно.
— Может при других обстоятельствах и с другим человеком ты бы не предала всему этому никакого стоящего внимания, списав все на его неадекватную натуру законченного кандидата в пациенты психиатрической клиники. — бесчувственная констатация факта в явственной иронии твоих просчитанных слов и ответов на вопросы, которые еще не успели вонзиться всеми своими отрезвляющими челюстями и клешнями в мой непримиримый рассудок.
Я потеряла тепло и физическое давление твоих губ, но только не их фантомную пульсацию на своей млеющей коже. Ты выпрямился, разжимая пальцы на моем горле, но не на сердце и не в сознании. И кажется… я неосознанно качнулась, потянулась за тобой, твоим окутывающим теплом, за твоими гребаными алыми нитями нашего нового противоестественного слияния.
Неожиданный полушаг в сторону от меня с болезненным разрывом единственного спасительного ориентира мнимой защиты в этом проклятом царстве твоего Черного Зазеркалья, с потерей твоей близости… ТЕБЯ. Ты снова это делаешь. Запускаешь в действие свою чертову машину смерти.
— Но проблема в том, что я не только психически здоров, но и прекрасно понимаю, что делаю. И ты это тоже понимаешь, как и многое другое. Поэтому предупреждаю сразу. Я предельно серьезен и шутить не собираюсь ни с одним озвученным пунктом Протокола. И если я говорю, что за твою возможную ближайшую провинность ты будешь спать следующие три ночи без коврика и пледа на этом полу у окна, прикованной цепью к подоконнику, значит так оно и будет на самом деле. Так что думай не один и не два раза перед тем, как что-то сказать или сделать, и то что мне может крайне не понравиться. То же касается и графика твоего общения с близкими и клиентами вне рабочего времени. Я буду разрешать тебе пользоваться и своим домашним компьютером и телефоном и даже соцсетями в интернете, но все это будет согласовываться только через меня, как и время, которое я буду тебе на все это выделять. Любой сознательный проступок, и я закрываю доступ к твоим гаджетам на тот срок, который посчитаю приемлемым лично сам. Если хочешь продолжать и дальше заниматься своим любимым делом, общаться и встречаться с подругами, родственниками и знакомыми, тогда делай со своей стороны все возможное и в пределах допустимого, чтобы не навредить в первую очередь самой себе. Думай, Эллис, думай. Усугубить свое положение ты можешь всегда и в любой момент, но зачем играться с огнем и легковоспламеняемыми предметами в окружении цистерн с бензином, когда есть возможность выгадать для себя что-то ценное и приятное?
Еще два небольших шага в сторону кровати, к углу столовой тележки с демонстрационным выходом в "центр сцены" практически перед моим изумленным лицом. Ты как раз подхватил по пути со второй полки чайного столика какой-то небольшой блестящий (скорее металлический) предмет с белым тюбиком неизвестного содержания все тем же неспешным ленивым движением абсолютного хозяина положения. И я уже попросту не соображаю отчего мой пульс с кардиодавлением разгоняются до отметки не совместимой с жизнью, что именно их стимулирует: твои сверхубедительные слова, их шокирующий смысл с разрядом в тысячу ватт прямо в сердце или то, что ты еще собирался со мной сотворить в ближайшие минуты, сразу по окончанию своего проникновенного монолога. Ты же никогда и ничего не делаешь просто так и тем более со мной. Каждая продуманная фраза, каждое взвешенное действие и жест — у всего своя определенная цель и поставленная задача. Как и сейчас. Довести меня до точки невозврата, унизить, стереть в полное ничто, превратить в свою безвольную раболепную тень. Ты уже давно все за меня решил, и ты сделал все, чтобы я подошла к этой черте без единого шанса на возврат и возможность что-либо переиграть по-своему.
Ошейник, Протокол, ограничения свободы в праве выбора, в передвижении и действиях? Что дальше? Продашь меня на органы на Черный рынок или собственноручно, прямо на этом полу вскроешь мне грудную клетку, изымешь из меня сердце и заспиртуешь его в банке на долгую незабываемую память?
— В этом нет ничего сверхсложного и запредельного. Выполняй свою часть обязательств перед своим Мастером в своем нынешнем статусе и все останется в пределах разумного, допустимого и приемлемого для обеих сторон. Просто радуй своего Хозяина, и его ответная благодарность не заставит себя долго ждать. А теперь… — небольшая пауза.
Слегка приподнимаешь подбородок, на пару секунд смыкая губы в свойственной лишь тебе манере хладнокровного хирурга. Жест свободной левой руки четырьмя пальцами в пол с указанием в определенную точку перед тобой. Мои глаза непроизвольно тянуться за ее движением, под ударом новой порции жидкого азота в сердечный клан. Я просто не успеваю обрабатывать полученную информацию, а ты уже прикладываешь меня очередным просчитанным действием весом в десять тысяч тонн.
— Стань на четвереньки и подползи к моей ноге. Посмотрим, как ты усвоила последние пункты правил своего нового положения… Эллис, ты меня слышишь?
Более чем. Вот только… никак не могу понять или поверить, что это не продолжение моего ночного кошмара. Обычно именно во сне, в определенные моменты ты не можешь пошевелиться, побежать или банально сойти с места, когда это требуется от тебя. Так и сейчас.
Меня намертво пригвоздило к полу собственным налитым свинцом телом. Не пошевелиться, ни издать ответного звука, даже стона о помощи. И не важно, что почти неделю назад я ползала перед тобой по полу в клубе твоего друга детства, как самая прожженная бл**ь. Там все было иначе. Все и абсолютно по другому. Там ты держал в своей руке свой эрегированный член, а сейчас… я понятия не имею, что ты уготовил для меня сейчас сверх того, чем уже успел приложить до этого.
— Эллис… ты хочешь разочаровать меня после всего, что я так старательно и доходчиво пытался тебе тут разъяснить?
Ты не можешь требовать от меня ТАКОГО сразу же, да еще и в безупречном исполнении. Дай мне хотя бы время прийти в себя и осмыслить то, что здесь произошло. Обдумать и осознать каждую из твоих фраз… хотя бы просто поверить, что это реальность, и ты говорил более, чем серьезно.
— Или собираешься начать этот день со своего наказания?
Нет… но ты же… ты же не можешь не видеть и не понимать, что со мной сейчас творится. И я не одна из твоих добровольных нижних, которые знакомы с твоей гребаной Темой не по сбору текстовой и визуальной информации с просторов интернета и художественной литературы. Я ни черта не знаю и не понимаю, что происходит, почему ты это делаешь, зачем и за что? Даже если это и есть твоя так называемая запущенная в действие изощренная месть палача-садиста, все равно у всего должны быть свои разумные пределы. Или тебе обязательно надо начать с максимальной точки отчета? Довести меня до грани, до состояния наивысшей агонии, до абсолютной необратимости перед свершившимся фактом… ткнуть лицом в выедающую кислоту своей ненасытной тьмы. Заполнить легкие и кровь ее токсичными испарениями…
— ЭЛЛИС, — нет, в твоем голосе не единой нотки натянутого нетерпения.
Возможно ты не повысил его тональности даже на четверть октавы, но он все равно прозвучал для меня громче обычного… отразился в высоких потолках комнаты звучной вибрацией, тут же обрушив свой выбивающий удар по слуху и скрученным нервам звенящей дрожью. А может меня так трясло и до этого? И я лишь сейчас смогла это заметить, почувствовать, когда усилившийся озноб прошелся по всем позвоночным дискам невесомым скольжением невидимых лезвий тысячи ледяных осколков, вонзив свои микроскопические иглы в поры и нервные окончания сомлевшего эпидермиса. Смертельная шоковая волна, которая должна была вырвать из меня остатки здравого сознания, убить, в крайнем случае довести до истерики, но уж никак не толкать в твою сторону и совершать в состоянии полубредового транса невыполнимые движения.
ebooksa