В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

О, боже. Я так и не удержалась, всхлипнула, судорожно втянула влажный воздух в гортань, когда твои ладони начали намыливать и растирать пену скользкой губкой по моим ягодицам от копчика и до их основания — линии-стыка с бицепсами бедер. Опять эта невыносимая почти невесомая нежность, щадящие нажимы и ласкающие трения по немеющей поверхности оголенной кожи, задевающие более чувствительные участки у промежности и ослабляя круговые спирали до состояния воздушного экстаза. Я вообще не понимала, что ты на самом деле делал — намыливал мне ягодицы или растягивал по ним свои нестерпимые свехвозбуждающие росписи-рисунки. Несколько секунд назад я умирала под безжалостными ударами твоих слов, а теперь сдерживала стоны под давлением твоих мыльных пальцев, усиливших восприятие их скольжения по моему телу чуть ли не в десятки раз.

— Я сказал не двигайся, — ты успел сжать левую ладонь на моей талии до того, как меня качнуло вперед, стоило перед этим твоей правой руке сместиться по обхвату моей ягодицы через косточку таза на живот.

Я действительно дернулась, поскольку выбранная тобою линия лобка оказалась намного чувствительней (если не запредельно). И наверное у меня впервые за все это утро проступили обильные капли вагинальных выделений. Вода сняла часть болезненных ожогов, а твои плавные и мягкие массирования по животу и дальше, к самому холмику половых губок, довели ощущения твоих движений до осязаемых сладчайших погружений в глубины моего вспыхнувшего вожделения. Новые спирали блаженной эйфории, твоих рисующих по моей коже пальцев, сливались с ответными ритмичными ударами-проникновениями в моем спускающем влагалище. И возможно это были те самые редкие секунды, когда я уже была готова забыть и простить тебе все, только за ближайшую возможность почувствовать болезненное вторжение твоего упругого члена в мою изнывающую киску. Да, бл**ь, пусть будет даже до крови больно, но лучше так, чем слушать тебя и смотреть в удушающий мрак твоей гребаной бездны.

Пожалуйста. Я готова стерпеть любую боль, но лишь бы она была сладкой и блаженной, как твои щедрые ласки, как скольжение твоего твердого, растягивающего стенки моей вагины ствола эрегированного фаллоса. Только его толчки, только его глубокие и нещадные удары до самого сердца.

Последний контрольный? И я вскрикнула, и едва ли от боли. Ты все-таки не смог устоять перед таким соблазном, вернее, оставил его на самый последний момент, как еще один из тщательно распланированных и продуманных тобою наперед действий. Провел подушечками пальцев по вывернутым лепесткам и складкам моей вульвы, оставляя на воспаленной кожице ощутимый след из густой стекающей к клитору жидкости.

— Эллис, успокойся. Я не собираюсь тебе мастурбировать. Это гель-крем для интимной гигиены. — да неужели?

А растирать его скользящим трением по самой эрогенной зоне моего тела, по распухшим долькам половых губ — от вершины налитого кровью клитора и до двух близких к друг другу тугих колечек: вагинального входа и ануса — это типа не считается? Бл**ь, я даже перестала ощущать боль от следов-отеков стека. Казалось, она попросту растворилась в этом сумасшедшем приливе ненормального перевозбуждения, онемела под круговым давлением твоих фаланг, притягивающих к себе все более новые и сильные притоки запредельной истомы. Еще немного, и она попросту взорвется, вскроет нахрен все эрогенные узлы или накроет меня с головой до потери сознания.

Скажешь, ты все это делал не специально? И не наслаждался столь откровенным видом моей взбесившейся похоти со столь удобного положения и открытого ракурса? Не наблюдал с садистским довольством, как по моей вульве стекают обильные капли моих греховных соков буквально под стимуляцией твоих пальцев, и как ты их смешиваешь с пеной геля, размазывая по всей поверхности промежности, по всем уголкам и сверхчувствительным точкам, возможно даже вбирая собственными рецепторами дикую пульсацию прямо с клитора.

Успокоиться? Fuck. Ты это серьезно? Да я чуть не закричала (на благо голос сел и охрип до полного срыва) и уже практически лишилась чувств, когда ты навел на мой копчик струи душевой насадки, и горячие змейки юркими, слизывающими ручейками потекли-растеклись по всем воспаленным складочкам возбужденной киски, едва не завершив начатое твоей ладони. И ты определенно не спешил. Более того. Менял положение и приближение душа, сопровождая давление распыленной воды дополнительным скольжением твоих фаланг по всему опухшему холмику половых губ, лепесткам вульвы и выше. У меня даже анус заныл от ритмичных "ожогов", когда ты наводил на его сжатую розочку бьющиеся тугие струйки массирующих тонких спиралей. И они не прекращались и после того, как ты выключил воду. Я продолжала ощущать их глубокие фантомные разливы и толчки с нажимами твоих пальцев, даже когда ты окончательно убрал руку. И кажется я была не просто на пределе. Я с трудом удерживалась на поверхности реальности, едва соображая, где я и что со мной.

Почему ты меня не добил? Не позволил сорваться и окончательно захлебнуться в тягучей черной патоке твоей засасывающей шоколадной тьмы?

— Встань. Поднимись на ноги… Эллис, ты меня слышишь?

Ты наверное меня спутал с кем-то из своих бывших (хотя, кто сказал, что бывших?) нижних сучек, которые выполняли беспрекословно и на раз все твои четкие приказы? Прости, Дэнни, но я в твоей Теме без пяти минут со вчерашнего вечера. И я не подписывалась на подобные отношения. Что-то не припомню всех этих пунктов в том трудовом контракте.

— Эллис.

Да что со мной не так? Я ведь должна была осесть на пятки, вцепиться скрюченными пальцами в бортики ванны, зажмуриться, завизжать, устроить грандиозную истерику века. А вместо этого пытаюсь преодолеть ненормальное головокружение с обжигающими глазную сетчатку приливами кипящей крови и адреналина, подтянуть трясущиеся руки к краям акрилового резервуара и сделать самое невозможное для меня сейчас… подняться. Я действительно спятила? Или на меня так воздействуют твои щедрые хозяйские ласки? Их сминающие цунами, разбивающие мое тело и здравый рассудок очередным сокрушительным ударом раз за разом, стирающих мою немощную сущность в красную пыль, размазывая ее по черному дну твоей всепоглощающей бездны.

Не думаю, что в те секунды я вообще соображала и понимала, что делала, и, главное, как. Я только чувствовала эту зудящую, раскачивающую вибрацию циклических приливов и замкнутого переменного тока поверх и внутри дрожащего тела. Возможно именно они и помогли мне встать на ноги, сделав нечто невероятное — влив в мои свинцовые конечности ощущение ложной невесомости и почти парения. Правда меня поочередно то придавливало ко дну ванны, то тянуло вверх, будто я и вправду находилась внутри какой-нибудь центрифуги.

Да и ты не дал мне и пары минут на подобную роскошь — сбежать из твоей реальности хотя бы на несколько ничтожных мгновений. Перекрыл собой все пространство белой комнаты, заслонив длинный портал к размытому стеклу большого яркого окна, окутав мой взгляд и разум совершенной картинкой божественного лика и бездонных когда-то столь чарующих глаз. Сейчас их притяжение усилилось во сто крат. И я готова была утонуть, захлебнуться, раствориться в их живой засасывающей тьме, если бы ты позволил мне это сделать без единого шанса на возврат.

— Умница, — щедрая похвала из уст довольного хозяина? Или отрезвляющая пощечина по сознанию отупевшей Эллис Льюис?

Я снова не успеваю определиться с тем, что со мной происходит, что ты такого делаешь, что меня опять вырывает в эти гребаные сверхозязаемые пределы твоей беспощадной реальности. А может всему виною ты сам? Твои руки, твоя подавляющая близость, твоя живая клетка самого сильного и несокрушимого тела, объятий, в которых хочется спрятаться и укрыться от себя самой (и от тебя тоже).

Да, ты делаешь именно это. Окутываешь собой, хотя по началу я не чувствую, как ты накидываешь на мои плечи и спину широкое, нагретое на сушилке махровое полотно банного полотенца, пока к нему не присоединяется давление твоих широких ладоней, рельефные изгибы мускулистых рук. Ты пытаешься завернуть меня внутрь белой мягкой ткани, а меня непреодолимо тянет прижаться к твоей шее и плечу, прильнуть к твоей груди, зажмуриться и вцепиться с такой силой, чтобы ты не смог разжать моих изголодавшихся по тебе жадных пальчиков… никогда. Но в том-то и дело, мои руки оказываются в плену толстой материи полотенца, и ты пеленаешь меня внутрь нее, как куколку в белый кокон. И еще через несколько секунд подхватываешь на руки, вытягивая полностью из ванны. А все что остается мне при этом, немощно скулить внутри парализованного разума, поскольку в этот раз я не могу даже к тебе прикоснуться. Только ловить скудные мгновения объятий твоей титановой клетки.

Это нечестно. Пожалуйста. Можно я хотя бы прижмусь виском к твоей скуле? Вдохну глубже запах твоей прохладной кожи, соприкоснусь с ней и твоим гладким лицом своими?