В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

То, что находится за стенами этой квартиры — второстепенно и лишено какой-либо значимости. Тебе придется забыть о многом и многих. Только здесь, в этих комнатах, под моими руками и под моим ошейником и есть средоточие твоего истинного бытия, смысла твоего существования, эпицентра всей твоей жизни.

Скоро, моя девочка… очень-очень скоро…

* * *

Его личные комнаты со спальней и кабинетом находились не так уж и далеко от твоих, как раз рядом с круглой гостиной, той самой ванной и гардеробной, в которых ты его вчера вечером "застала" в первые минуты своего прихода в эту квартиру. Хотя на вряд ли ты успела заметить дверь за одной из многочисленных секций гардеробной, ведущую в смежную комнату его опочивальни. И определенно, тебе понадобится не один день, чтобы научиться ориентироваться во всех переходах, поворотах-коридорах и дверях всей квартиры, даже для того, чтобы элементарно найти отсюда выход. Вот только едва ли он позволит тебе в ближайшее время просто выходить из твоей спальни без его лично на то ведома и присмотра.

Единственное, что было самым обидным из вчерашней встречи и последующей сессии, что все уж как-то быстро закончилось. Конечно, он прекрасно все понимал — ты еще не готова для более серьезных и продолжительных Практик. Пройдет не один день и не одна неделя, прежде, чем он опробует и продемонстрирует на твоем теле хотя бы одну десятую часть из существующих Тематических приемов физического и психического воздействия боли на твою пси-сексуальную сущность. А переплетать подобные вещи с непреодолимой зависимостью и прошиваемыми под твою кожу определенными пристрастиями и одержимыми желаниями — будет равноценно сотворению целой симфонии нового Абсолюта, воскрешению и воссозданию более усовершенствованной модели вашей возрожденной вселенной. В этом и заключалась истина вашего воссоединения. Все только-только начиналось.

Впервые уложить тебя на твою новую кровать, в твоей новой спальне после вашей первой настоящей и полностью завершенной сессии. Вобрать, впитать, пропустить через сенсорные рецепторы собственной кожи и контролируемые эмоции все, что ты испытывала, издавала, чувствовала, мысленно молила, хотела… Понимать, что все это он делал с тобой своими руками, вливал/прописывал в твое гиперчувствительное тело большую часть желаний и ощущений своей направляющей волей, вел по острым граням упоительной боли своими пальцами.

И да, ему приходилось вкладывать не меньше усилий, чтобы при этом контролировать самого себя… внутреннего ненасытного зверя, под вздутыми мышцами которого, тогда казалось немощно заскрипели и растянулись все звенья фиксирующих его цепей. Словно каждый твой стон/всхлип, сладкая телесная дрожь, блаженная судорога и откровенная истома впитывались его нейронами подобно запредельным дозам допинга-стероидов. Наконец-то, впервые, за столько времени остаться вдвоем, в отрезанном от внешней реальности особом измерении вашей совершенной вселенной красной боли и черной любви.

Кто-то не верит, что сильнее любви и ее животворящего света ничего не существует и не способно давать человеку жажды жить, идти вперед и наслаждаться плодами своих побед? Хорошо, тогда покажи мне хоть одну любовь, которая для кого-то закончилась идеальным хэппи-эндом во всех жизненных аспектах, кому бы она не принесла ни боли, ни страданий, ни убивающих разочарований.

Ты изначально совершила этот выбор за вас двоих, разве что ему пришлось потратить немалую часть своей никчемной жизни, чтобы понять это до конца. Осознать, принять и… использовать по-своему. И, да. Он не просто этого жаждет и тем более сейчас, после всего, через что он прошел вчера с тобой в этой квартире. Он хочет большего. Вкусив желанный плод, распробовав этот эксклюзивный наркотик, испытав его силу и запредельные возможности, он хочет нереального. Хочет тебя ВСЮ. До твоего самого последнего вздоха.

Держать пальцы на твоем пульсе, вбирать сердечный ритм кожей своей ладони буквально прямо на твоем сердце, чувствовать, как изменяется его скорость, сила толчков, как затихает твое дыхание. Наблюдать, как ты засыпаешь, ускользая сознанием из реальности в недосягаемые параллели твоих снов, но только не из его ментальных сетей и не из сверх прочной клетки его физических прикосновений.

Он и сам потерял тогда счет времени, да в принципе на тот момент оно уже не имело никакого значения. Он никуда не торопился, ничто из внешнего мира его теперь не могло отвлечь. Казалось, когда ты заснула, остановилось абсолютно все: реальность, секунды, движения внешнего космоса, все, кроме вашей бессмертной вселенной. Она оживала, набираясь сил, распуская свои багряные туманности с жемчужной россыпью бесчисленных галактик в глубинах вашего совершенного мироздания с каждым твоим размеренным вздохом, с очередным ударом твоей пульсирующей на белоснежной шейке венозной жилки. Держать тебя в своих ладонях… твою жизнь… ваши слитые воедино сердца.

Он мог уйти в любую секунду, и конечно ты бы этого не почувствовала. Да он и сам не знал, когда и почему решил это сделать. Надо было позвонить домой? Поговорить с сыном перед тем, как Дэнни уложат спать? Сделать еще несколько звонков первому секретарю и Эвелин, получить отчеты о последних крупных проектах компании на сегодняшний день, отменить несколько важных деловых обедов и ужинов на эти выходные, отдать новые распоряжения на начало новой рабочей недели… Узнать от Моргана об успехах, касательно поисков детской донорской почки…

На все это ушло еще несколько часов, в которые вошли последние звонки Джордану Крамеру и двум представителям местной сервис-службы. И все это время он не спускал сосредоточенного внимания напряженных глаз с тебя, сидя в деловом кожаном кресле, в нескольких метрах от коридора с твоей спальней, напротив одного из двух массивных столов единственного в этой квартире рабочего кабинета. Он не стал включать свет и в этой комнате. Единственное панорамное окно пропускало достаточно яркого уличного освещения, как и несколько мультимедийных экранов плазменных мониторов на стене, над столом отсвечивали не меньшим световым излучением транслируемых изображений.

Иногда он вставал, ощущая потребность пройтись к окну или в другую часть помещения, пока говорил или слушал, что ему отвечали на другом конце телефонной связи. Мог даже на секунду или две отвести взгляд в сторону, посмотреть в то же окно, но это длилось совсем ничего. Взгляд опять тянулся к стене, к телевизорам, к их изображениям… к тебе. Несколько раскрытых окон видеопрограммы с прямой и записанной трансляцией внутренней видеосистемы квартиры, передаваемой из совершенно разных комнат: часть готовых записей пока на паузе, другие онлайн-передачи в "спящем" режиме, и только одна из них развернута почти на весь монитор центрального экрана с высоким четким разрешением живой картинки и с тремя окошками поменьше в нижней части интерфейса. Именно через нее в увеличенном и приближенном в несколько раз ракурсе он и наблюдал за тобой. Как ты спишь, как ты дышишь. Вздрагиваешь или наоборот неестественно неподвижна.

Раньше для подобной слежки требовался едва не отдельный монитор на каждую из видеокамер, что так любили показывать в старых фильмах, подобных "Щепке". Теперь же все было "упрощено" до невозможности, для удобства любого продвинутого компьютерного пользователя. Сейчас он мог наблюдать за тобой и всеми твоими будущими передвижениями по этой квартире даже из другой точки планеты, только лишь по сенсорному экрану своего айфона. И скорей, так оно и будет, начиная с этого вечера и этой ночи.

Он не следил за временем и после того, как закончил со всеми телефонными звонками, как и не чувствовал острой потребности к отдыху и сну. Он и сам не знал, сможет ли заснуть сегодня без снотворного, а принимать его сегодня он определенно не собирался.

Смотреть на тебя, вспоминать, прокручивать записи… пропускать через нервные окончания воспаленной кожи пережитые ощущения снова и снова, подобно циклическому току сенсорных и фантомных воспоминаний в собственной системе психосоматической сети. Усиливать, ослаблять их пульсацию, их судорожные волны физического возбуждения. Замирать в задумчивом предвкушении перед картинками будущих образов, сжимать пальцы в загривке на время пресытившегося спящего зверя, принимая часть его вибрирующей дрожи с гортанным тихим рычанием вместо дозы нового успокоительного. И при этом продолжать чувствовать тебя, как никогда. Видеть, как ты совсем близко, знать, насколько все это было реально и понимать, что теперь оно не исчезнет… ты больше никогда не ускользнешь из его рук и из его жизни. И не важно, мания это или нездоровая одержимость. Ведь все нити управления тянуться к его пальцам, как и нити твоего существования и будущего.

Да, моя девочка, теперь ты живешь только благодаря моей воле и моему праву выбора.

…Нет, он не просидел всю оставшуюся ночь за этими мониторами, как и не заснул в конечном счете в рабочем кресле. Но то что отправился в свою спальню где-то глубоко за полночь это точно. И впервые он не стал принимать душ. За столько лет. Когда он так делал в последний раз? Только в Эшвилле, после тех считанных дней и часов, проведенных с тобою вместе в постели? Когда не хотел смывать с себя фантомных отпечатков твоих прикосновений, осязаемую пульсацию влажных поцелуев со скользящими "змейками" твоего жадного язычка. Это было хуже любой телесной пытки — добровольно, собственными руками избавляться от самых бесценных физических ощущений: окутывающей прохлады твоей нежной кожи, шелка волос… головокружительного запаха и вакуумных глубин твоей сжимающейся на его члене вагины.

Сейчас все было по другому, но забытый рефлекс, казалось, сработал с утроенной силой, не смотря на то, что в этот раз твое нагое тело не касалось его кожи под тканью рубашки и костюма. Зато он чувствовал не менее сильные сжатия твоей кончающей киски со сбегающими по мошонке струйками твоей ароматной греховной влаги. Это было совсем не сложно — пропускать по телу и зудящим нервам пульсацию толчков своего перевозбужденного члена, растирающего твои упругие и ребристые стеночки влагалища до сладострастных сокращений.

Смывать сейчас все это с себя, после всего, что он с тобой сделал?..