В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

Первое, что он сделает, вернувшись в кабинет, шагнет к книжному шкафу со встроенной по центру секцией зеркального бара на три полки. Фигурный графин с марочным коньяком. Нет, уже другим, одним из многих, что находились в пределах этой квартиры, по большей мере пока еще запечатанных в виде стратегических запасов. Он заметит легкую дрожь в руках, когда будет наливать на дно бокала несколько капель очень крепкого напитка. И конечно ему это не понравится. Как и тот факт, что его вдруг потянуло в такую рань приложиться к первой порции алкоголя. Он простоит, наверное, с минуту, глядя в бокал и раздумывая над последующим действием. Слишком долго раздумывая, пока на лбу и спине не проступят нездоровые капли холодного пота.

Борьба с собой всегда была самой сложной и непредсказуемой. Но ведь раньше у него не было цели и средств для ее достижения. Сейчас все иначе. Абсолютно и совершенно все иначе.

Тогда почему страх все тот же? Или скорее его неожиданная вспышка, наползающая на горло и сердце удушливыми петлями сковывающей безысходности. Как будто знала, в какой момент атаковать слишком расслабившийся разум и самодовольного триумфатора, разомлевшего на троне чествующего победителя.

Он прошел в сторону оконного экрана, по пути отставляя бокал на край рабочего стола, и на несколько секунд замирая перед открытой панорамой северной столицы. Но на вряд ли его взгляд зацепила хоть одна знакомая картинка индустриального пейзажа с высоты птичьего полета. Он практически ничего перед собой не видел, поднимая обе руки, и едва соображая, что делает. Дрожащие пальцы погрузились в идеально зачесанные над висками пряди коротких волос, на несколько секунд обхватывая поверхность головы и вжимаясь в скальп и череп до легкой (главное, чтоб достаточно ощутимой) боли. Глаза закрылись сами собой на протяжном выдохе, словно он пытался прогнать собственный приступ нежданной дурноты.

Бл**ь, что это? Прилив отсроченной реакции? Слишком резко расслабился или не рассчитал собственных сил? Так много всего пережитого за последний месяц — неподъемная планка задавленных эмоций, внутреннее давление которых рано или поздно должно было прорвать сквозь слабые швы и выбоины, сорвать к чертовой матери все клапаны и стоп-краны? Ни один нормальный человек не смог бы выдержать подобного темпа — ходить по грани, контролируя абсолютно все: ситуацию, чувства, мысли, ход событий… собственные желания и даже чужие жизни — твою жизнь… Болезнь сына, семья, работа, компания, друзья, знакомые, связи, которые надо постоянно поддерживать, питать и налаживать новые… Ты, снова ТЫ и в какой-то момент только ТЫ. Он так долго этого ждал, через столько прошел… все еще пытался выбраться из этой клоаки…

Он имел на это право, как никто другой. И плевать, кто-что думает и тем более, что думаешь ты. Сейчас у тебя на это больше нет никаких прав. И он слишком много пожертвовал на этот алтарь. Пусть у данной победы будут свои побочные последствия, он был к ним готов. Он пройдет через все. Так что это легкое недомогание — попросту ничто на фоне всего, что ему пришлось в свое время пережить и что еще предстояло пропустить сквозь себя, тебя и ваши вновь забившиеся в унисон сердца. Важно то, что здесь и сейчас. И он не станет одним из тех, кто допьет эту чашу до горького осадка. Она будет полной всегда и постоянно. У этого безумия и этой тьмы нет границ. Все или ничего. И только так.

Он опустил немного руки, на какое-то время накрыв ладонями лицо, медленно вжимая стиснутые пальцы в щеки у носа и рта и выдыхая теперь в напряженные фаланги, пока еще не открывая глаз.

Всего лишь минутная слабость. Или ложная "паника". Необоснованный порыв с идиотской идеей, спровоцированной поверхностным порезом интуитивного страха? Был ли у этой истории другой ход событий? Хотел ли он все это переиграть по иному? Простить тебе все… всех, после всего?..

Вернуться в твою комнату, притянуть к себе, взять на руки, прижать к груди, к плечу… бл**ь, придушить, пока твой мозг не начнет отключаться от недостатка кислорода, пока ты не станешь терять сознание и задыхаться, слабея с каждой пройденной секундой, с каждым отчаянным ударом разрывающегося в твоей груди сердечка. Пока в конце концов ты не отключишься. Только тогда разомкнуть пальцы, вжать в себя, вдохнуть в твои легкие свой кислород, запустить твое сердце собственными руками… Вернуть, прижать еще крепче…

Нет… это слишком просто, банально и ничтожно мало. Не для него. Иначе ему придется убивать тебя чуть ли не каждый божий день.

Наконец-то он опустил руки, открывая глаза и выпрямляя осанку. Дыхание и сердцебиение постепенно выравнивались.

Еще через несколько секунд сошел с места, отворачиваясь от окна и возвращаясь к центральному рабочему столу или, вернее, к кожаному креслу. Не спеша опустился на мягкое и глубокое сиденье с низкой над полом посадкой, откинулся затылком на высокую спинку, возложив изгибы локтей обеих рук на валики подлокотников и только по прошествии еще десяти-двадцати секунд вначале протянул правую кисть к бокалу с коньяком, продолжая оттягивать момент с первым глотком, а чуть позже левой подхватил пульт управления от мониторов.

Сегодня определенно уже никуда не надо было спешить. По крайней мере до обеда и более позднего ужина. Главная часть этого дня пройдена, пережита и на время осела в памяти и под кожей свежими дозами обостренных эмоций и ощущений. А то что было за несколько минут до этого, всего лишь легкое и кратковременное "помутнение" рассудка. Завтра он об этом уже и не вспомнит. А может и раньше. Ему есть чем это перекрыть. Смочить губы и язык парой капель элитного коньяка, игнорируя тот факт, что сам он еще кроме кофе так ничего и не ел (возможно поэтому его отчасти так резко и приложило?). Включить центральный экран ленивым нажатием на кнопку пульта, посмотреть на него не сразу, только после того, как определиться с внутренним состоянием устаканившихся чувств. Взглянуть на увеличенную картинку одного из видео-окон, на тебя… пропустить последний за этот день болезненный спазм-сжатие сердечной мышцы, успокаиваясь окончательно.

Все нормально. Даже более чем. Все как и должно было быть по его предварительным расчетам.

Таблетка делает свое дело. Ты спокойна, можно сказать, в умиротворенном состоянии. Ни слез, ни истерик. Молча разглядываешь потолок или раму под балдахин над кроватью. Через время встанешь, неспешно пройдешься по комнате, с отсутствующим в этом измерении взглядом и интересом разглядывая окружающие предметы, мебель и стены, и практически не обращая внимания на то, что на тебе, кроме ошейника, больше ничего не надето. Попробуешь открыть вначале одну дверь, ведущую в коридор квартиры, потом вторую напротив, между камином и спинкой кровати. Обе окажутся запертыми на ключ, но данное открытие тебя нисколько не обеспокоит и не удивит. Не сейчас и не под действием сильного успокоительного. Только немного и от непривычки вздрогнешь, когда снова присядешь на край кровати и почувствуешь внутреннее давление от анальной пробки. И в этот момент сладкая судорога легкого возбуждения то ли царапнет, то ли прорежет горячей пульсацией слегка воспаленную головку члена. Вот тогда он расслабится полностью.

Первое утро, первый полный день и замыкающие его сутки полных двадцати четырех часов. Внутри клетки, внутри теплых ладоней своего птицелова. Пусть первые страхи и ужас перед неизбежным твоего ближайшего будущего задавлены действием транквилизаторов, можно считать ты прошла свой первый ознакомительный тест на удовлетворительно. Начало положено? Или зарождение вашей новой жизни, исключительных ненормальных отношений и неизлечимой смертельной зависимости? Кто знал, что этот вирус так мутирует и превратит вас обоих в нечто несовместимое с окружающим миром и обыденной реальностью.

Любовь? Ненависть? Месть? Нет. Это что-то большее. Намного большее и неподвластное пониманию искушенного обывателя. Наши отношения никогда не были обычными или стандартными. Наша любовь оказалась сильнее времени и нас самих, и она могла бы стать чем-то совершенным и восхитительным, если бы ты не попыталась вырвать ее из нас с корнем и нашими сердцами. Я не знаю, как мы сумели после этого выжить, хотя в какой-то момент здраво осознавал, что это мог бы быть для нас наилучший вариант. Можно ведь умереть, оставаясь при этом в живущем по инерции теле? Но, как видно, не нам было суждено это решать. Она должна была воскреснуть, пусть в совершенно ином и ужасающем виде, воссоединив нас в эпицентре своего кроваво-огненного безумия. А иначе было нельзя. Иначе бы она не выжила… мы бы не выжили. Это ее щедрый дар, самый бесценный и ничем невосполнимый. Твоя жизнь. Твоя жизнь в моих руках. Твое сердце, разум, чувства, вся ты. Я не смогу разжать пальцев и разомкнуть ладони, я не смогу тебя больше отпустить… по крайней мере живой… и не в этой жизни…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Эллис, ты готова?.. Что ты должна сказать в ответ?..

Молчание. Налившаяся за считанные мгновения оглушающим ультразвуком звенящая тишина. Она словно вибрировала в окружающем эфире, уплотняясь невидимым вакуумом, усиливаясь и грозясь раздавить оцепеневший рассудок под прессом его взгляда и повисшего в воздухе четкого вопроса.