Нет, ты снова щадишь мою психику, ласкаешь лицо невесомыми мазками по горящей коже, задевая дрожащие губки, расписывая поверх линий напряженных скул и подбородка эрогенными иероглифами своих чувственных меток. И меня опять ломает и выворачивает наизнанку от одержимого желания схватиться за тебя, за твои руки… вцепиться, вжаться со всей дури.
— Расслабься, Эллис. Все хорошо. Не забывай дышать и не бойся. Я рядом… Только я один. Здесь больше нет никого. Только мы… Ты и я…
Меня снова режет изнутри удушливыми спазмами подступивших слез. Не понимаю почему. Неужели из-за твоих слов, из-за голоса и его глубокой бархатной тональности, проникающей мне под черепную кость не сколько смыслом, а скрытыми в них нотками когда-то забытого громкого шепота моего Дэнни.
Я хочу… Господи всевышний. Как же я хочу, чтобы это был он.
— Разожми зубы и приоткрой по шире ротик. — твои пальцы оплетают скулы, легким нажимом удерживают мою голову в нужном тебе положении, и мое сердце снова срывается в твою бездну.
С чего я вообще взяла, что ты успокаивал меня только для того, чтобы взять потом себе на ручки и убаюкать? Разве врачи не делают тоже самое, убеждая тебя, что больно не будет?
— Эллис, открой рот. Я не собираюсь делать ничего страшного и уж тем более плохого, что тебе может не понравится. Открой ротик, будь хорошей девочкой.
Может я уже заранее догадалась, что ты собирался со мной сделать или все-таки заметила боковым зрением на столике то, что так не хотела пропускать через аналитический центр своего критического мышления. Оно бы все равно ни чем и ни черта мне бы не помогло. Ты бы в любом случае нашел способ заставить меня разжать челюсти и открыть рот, а так… ты сделал это нежным давлением своих невыносимо ласковых пальцев и грудным шепотом моего Дэнни. И все это в кромешной тьме, под плотной повязкой твоего гребаного мрака, в раскаленной клетке твоего ментального кокона.
— Закуси зубками трубку… Тише-тише. Это обычный кляп. Ничего страшного в нем нет.
Ты серьезно? Ты и вправду уверен, что для меня нет и не может быть ничего страшного в том, что ты только что попытался со мной проделать — пропихнуть мне между зубов что-то холодное, резиновое и отдающее тальком? Я даже не сразу определяю, какой оно формы и с какого перепугу тебе приспичило затыкать мне этой штукой рот. Я просто дернулась, испуганно громко всхлипнув и интуитивно отпрянув назад на тебя. Но в том-то и дело, между нами итак не было практически никакого свободного расстояния. Я была внутри твоей ловушки — внутри тебя. И все мое сопротивление сводилось к первым секундам ознакомления моего тела с твоими эксклюзивными девайсами.
Ты тут же возвращал меня на место, всего лишь слегка натянув нити на моем парализованном рассудке.
— Тише, моя девочка… успокойся. Ты же столько раз видела подобные вещи на постановочных фотографиях. Только не ври, что тебе самой не хотелось попробовать все это на себе… увидеть себя со стороны в столь эффектном образе — развратной шикарной сучки в черной сбруе и с удилами в зубах. Почувствовать, как твой Хозяин будет фиксировать и затягивать на твоем теле каждый ремешок, защелкивать замки и карабины. Как он будет любоваться своей сабой, своей послушной девочкой, дрожащей от неуемного нетерпения быть вые*анной им. Спускать, возбуждаться и желать всех этих вещей, подобно его щедрым ласкам, на грани запредельной эйфории.
Наверное, я спятила окончательно и безвозвратно, если позволяла твоим словам проникать в мое сознание и тело, подобно твоим пальцам в мое влагалище, скользящим и растирающим самые эрогенные точки и мышцы моей свихнувшейся похоти. Ты успокоил меня быстрее, чем я успела осознать, что уже не отшатываюсь и не пытаюсь увернуться от давления резиновой трубки в моих зубах. Я закусила ее, как ты и приказал, тихонько всхлипывая и слушая твой усыпляющий баритон в физической пульсации твоих оживших меток на моем и в моем теле. Не проходила только дрожь или нервный озноб, гудящий в моих костях высоковольтным разрядом переменного тока. Он усиливался или спадал благодаря лишь твоим действиям, словам и прикосновениям.
Ледяная сталь двух колец с двух сторон кляпа-удил вжалась в мои щеки и скулы под заботливым давлением твоих пальцев… кожаный ремешок-фиксатора затянулся в пряжке замка на моем затылке неспешным движением твоих рук. И все это под проникновенную лекцию-монолог твоего убаюкивающего голоса. А я только слушала все это — телом, агонизирующим сознанием, воспаленными нейронами тонущего рассудка, время от времени лишь вздрагивая, всхлипывая и мечтая провалиться в твою тьму не только взглядом.
— Умница. Моя сладкая, покладистая саба… — кажется я зажмурилась, что дури, чтобы не вскрикнуть и не простонать от очередного приступа спазматического удушья в груди.
Нет… меня шокировали не сами слова в твоем ласковом и таком родном голосе десятилетней давности, не твои губы, опалившие мой висок над краем маски щедрым поцелуем. Боже правый… Я думала в этот момент только о том, что ты когда-то (и быть может не так уж и давно) говорил и делал все это с совершенно другой сидевшей на моем месте девушке…
— Не пытайся сглатывать набегающую слюну и не заостряй на этом внимания… Все хорошо… Ты прекрасно все делаешь и со всем справляешься… — разве что я этого не чувствую и не воспринимаю.
Можно подумать, у меня был выбор и ты мог мне его дать. Даже твои успокаивающие заверения и нежные поощрительные касания, после каждой шокирующей экзекуции с моим телом и трепыхающимся сознанием, ничерта не успокаивают и не уменьшают силы воздействия всех направленных на меня ударов. Ты словно специально надел на мои глаза эту пугающую маску, намеренно сковав все мои движения и мышцы своей подавляющей близостью, чтобы я не просто чувствовала и впитывала любое из твоих прикосновений и буквально выцарапанные по моему рассудку слова — ты создавал из всех своих действий психосоматический ритуал, которым я теперь практически жила, дышала и постепенно, шаг за шагом, превращалась в его главную составную часть. Твои руки перекраивали меня, медленно, не спеша, с предусмотренными паузами и задержками, чтобы я как можно глубже и осязаемей прочувствовала все это, капилляр за капилляром, вена за веной переподключая мой инфицированным твоим вирусом организм к центральному источнику жизнеобеспечения — к ТЕБЕ.
И что я могла сделать в эти секунды, ясно осознавая, что ты просчитал все, вплоть до интонации и громкости своего голоса. Ты и хотел, чтобы я боялась и чтобы в какой-то момент полюбила собственные страхи, потому что они связывали меня с тобой и творили с помощью твоих знающих пальцев нечто невероятное и невообразимое. Они распускали по моему телу, по коже и под кожей огненные галактики твоей необъятной вселенной, сжигающей до основания своим первозданным грехом сущность Эллис Льюис, наполняя ее совершенно новыми, ирреальными ощущениями, которые мог дать только ты и без которых я скоро не буду видеть смысла своего существования… без которых больше не будет ни меня, ни всего, что являлось мною и моей жизнью…
— Слушай, внимай и радуй своего Хозяина должным послушанием, и долгожданное поощрение не заставит себя долго ждать… — тебе мало выписать новым кровавым стигматом по моему рассудку, тебе обязательно надо коснуться моей нижней губы нежным скольжением подушечек пальцев, провести по чувственному контуру и даже размазать первые капли набежавшей слюны. Любующаяся ласка довольного Господина, от которой стыла, немела и натягивалась на всем теле кожа и по позвоночнику скручивало перехлестнутыми спиралями вибрирующего жара и ментолового озноба. И видит бог, я конкретно дурела, не желая, чтобы это прекращалось, чтобы ты не останавливался. Не сейчас. Не в эти мгновения, когда моя уязвимость балансировала на пике своей последней точки невозврата. Я не хотела больше думать… только чувствовать и только тебя. Пусть даже так, мечтая умереть и чтобы это сделал именно ты — убил меня своими руками.