— Доверяй его рукам и не бойся это показывать и чувствовать, потому что только они имеют право тебя наказывать и награждать. Твоя жизнь полностью и до самого последнего вздоха принадлежит им и воле твоего Хозяина…
Твои пальцы не останавливаются, усиливая смысл и воздействие твоих слов невесомой росписью по моему лицу, новыми пульсирующими метками по подбородку, скуле. Мне только и оставалось, что всхлипывать и вздрагивать под их чувствительным давлением на эрогенные точки, как снаружи, так и в глубине неспящего вожделения. И ты намеренно не спешил, растягивая свое любование-ласку до сладкой пытки изощренного палача-эстета. Шея, вжатый в нее край ошейника, сам кожаный "воротник" до нижней границы его соприкосновения с моим горлом — я слишком остро ощущаю все это: твои пальцы, изучающие мою уязвимость, закованную тобой же в твою же клетку. Ты не прерываешь своей манипуляции ни на миг, специально раздражая кожу горящими следами своего авторского шрифта, еще и в момент моей повышенной чувствительности из-за невозможности видеть. По косточке ключицы, к плечу, по изгибу предплечья и до локтя, безошибочно определяя самые нежные и моментально реагирующие на твои прикосновения точки. Я бы в жизни никогда не подумала, что легкое скольжение твоих кончиков пальцев по внутренней впадинке сгиба руки способно вызвать столь сильную вспышку головокружительной истомы, выбивая из моего тела эрогенную дрожь, скуление и нескончаемые порции обильных выделений, как у озабоченной сучки.
Господи, меня трясло и крыло обжигающими приливами откровенной животной похоти, путь даже в тлеющей памяти всплывали давно забытые болезненные ощущения из нашего мертвого прошлого. Я не хотела, ты сам их пробудил, когда твои пальцы скользнули под мои, обхватывая всю кисть и приподнимая ее с бедра. Легкий нажим-давление и ты принудительно разжимаешь мой дрожащий кулачок. Чертишь несколько кругов прямо по подушечкам и линиям моей онемевшей ладошки, как когда-то очень давно… безумно давно, настолько давно, что я не помню, как оно было на самом деле, пока ты сам не напомнил мне об этом… бл*дь. Пока эта сладкая судорога-спираль не направила свои острые разряды в воспаленные мышцы перевозбужденной киски.
Зачем?.. Боже… За что ты это делаешь со мной, перебирая мои вздрагивающие пальчики нежнейшей лаской своих фаланг, заставляя чувствовать и вспоминать то, что мне хотелось бы пропускать через себя сейчас в самую последнюю очередь. Но разве здесь кого-то интересовало мое мнение? Тем более тебя. Использующего мою память и мое тело против меня же самой.
Я не успела или не смогла, хотя и дернула панически рукой в твоей теплой ладони, в которую мне хотелось вцепиться до одури, как и в тебя, и плевать, на все твои запреты. Мне мало, до дикости и ничтожно мало всего этого, твоих "скупых" ласк и щедрого внимания заботливого хозяина. Я ничего этого не сейчас не хочу (и возможно, уже никогда не захочу)… я хочу Дэнни… моего Дэнни.
Я не знаю того человека, кто сейчас сидел за моей спиной в его теле, говорил его голосом, использовал его руки, пальцы, его тепло, близость и… одновременно обтягивал мое запястье куском какого-то холодного эластичного предмета. У меня и в мыслях не было выдергивать ладонь, сработал банальный рефлекс самозащиты, который ты тоже предвидел и просчитал, за секунду до этого крепче сжав мою кисть.
— Это кожаный наруч, уменьшенная копия твоего ошейника. В нем нет ничего страшного и опасного. Обещаю. — ты действительно так уверен, что все твои игрушки воспринимаются мной как-то иначе и вполне естественно?
Меня сразу же вскрывает новым приступом подкожной лихорадки. Я так не могу. Слушать твой невозмутимый "успокаивающий" голос, но с каждым твоим очередным действием снова и снова срываться в твою гребаную бездну. На долю секунды успеть зацепиться за острые лезвия твоих клинков и вновь соскользнуть с них безумным рывком бешеного падения, без права на передышку и спасительный глоток чистого воздуха.
Ошейник, сбруя, повязка на глаза, кляп, теперь еще и наручи. Что дальше? Засунешь меня с головой в виниловый или латексный костюм-бандаж? Насколько вообще простиралась твоя извращенная фантазия пси-садиста? Какие картинки с моим участием ты рисовал в своей голове все эти годы? И почему у меня нет никакого желания заглядывать в твое черно-красное воображение пресыщенного эстета и особенно сейчас, в нескольких минутах от начала одной из твоих грандиознейших постановок нашей совместной сессии? И что мне такого надо сделать с собой, чтобы так не реагировать на тебя и не хотеть не смотря ни на что, даже на собственные выворачивающие на изнанку страхи. Наверное проще вообще не думать? Стать той, кем ты и стремился из меня сделать — безвольной и пустоголовой куклой… но только очень чувствительной куклой, заводящейся с полуоборота в присутствии своего хозяина или от легкого дуновения воздуха с его запахом.
Мне ничего не надо было видеть, моя кожа и нервные окончания вбирали любое прикосновение и движение твоих пальцев на сверхобостренном сенсорном уровне, порою увеличивая ощущения и чужеродные предметы чуть ли не в несколько раз. В какие-то моменты я даже начинала молиться, чтобы это не заканчивалось, чтобы все твои приготовления длились вечность, и я еще могла балансировать на краю своего угасающего разума, оставаясь собой… хотя бы еще немножко, самую ничтожную малость.
Но я всхлипываю, не выдерживаю, не спасает даже тепло твоей близости и окутывающей ментальной клетки. Ледяной озноб необратимой неизбежности скользит по венам и коже от твоих пальцев, стоило тебе подхватить мою правую руку и обхватит ее запястье вторым плотным наручем тяжелой и такой холодной кожи.
Где-то на задворках полуспящего подсознания я понимаю, что это действительно обычная вещь, почти игрушка, пусть и дорогая, сделанная для определенных целей из стопроцентных добротных материалов, и я могу в любой момент стянуть ее с себя, вместе с повязкой, кляпом и этой развратной сбруей. Но ты каким-то немыслимым образом блокировал все мои мысли с возможными действиями, наполняя и заражая мою кровь парализующим нейротоксином при соприкосновении с этими вещами, твоими руками и тобой. Ты инфицировал меня своим смертельным вирусом чистого безумия все эти последние недели, дни и минуты. И чем сильнее я тебя боялась и всего, что ты намеревался со мной сделать, тем одержимей я тебя хотела.
Последняя ласка моего Хозяина? Ты сам опускаешь мою руку обратно мне на бедро, скользнув бархатом пальцев по изгибу локтя, к плечу и уже снова касаясь лица. Мою кровь и жилы вновь вскрывает ментоловым ознобом, словно я понимаю вложенный в твой жест смысл или жду твоего очередного вердикта… перед моим следующим срывом в твою бездну.
— Умница… послушная саба, — господи, сколько ты уже успел повторить за эти последние минуты это слово, каждый раз сопровождая его поощрительной лаской? Неужели надеялся прописать мне его под корочку новым рефлексом? Постепенно, шаг за шагом приручая к своей реальности и тьме, к своим игрушкам, шокирующим привычкам-увлечениям и к себе самому?
— А теперь стань обратно на четвереньки. Разворачиваться никуда не нужно… Неспеша… — меня опять ведет от твоего проклятого баритона, опаливающего мой висок и без того горящее ушко. И мне снова требуется время или повторения твоего приказа, чтобы до меня наконец-то дошел смысл твоих фраз: — Грациозно. В позу послушной кошечки, прогнув спинку и выпятив попку.
Бл*дь. Это же двойной срыв или удар, по психике и телу, твоими словами и рукой, заскользившей подушечками фаланг по немеющим мурашкам стянутой кожи на моем позвоночнике, до самого копчика. Наверное, я была благодарна тебе за кляп именно в такие моменты, когда гасила рвущийся из груди всхлип или стон сжатием челюстей на резиновой трубке удил. Но он ни черта не помогал от того, что мне приходилось чувствовать. Так остро и глубоко ощущать твои касания, особенно такие невыносимые, в нескольких дюймах от моей горячей промежности, от "колпачка" анальной пробки, внутреннее давление которой стимулировала любую твою внешнюю ласку ритмичными приливами эрогенной пульсации. Я интуитивно сжимала мышцы влагалища и вульвы, будто пыталась подавить эти вспышки неконтролируемой похоти до того, как ты прогонишь по воспаленным зонам моей киски следующим ударом остервенелого возбуждения. И конечно, это было бессмысленным идиотизмом, поскольку надеяться сдержать собственную реакцию на тебя, да еще и подобным способом, все равно, что пытаться загасить подступающий оргазм от внутренних толчков твоего вбивающегося в мою вагину члена.
— Ну же, Эллис. Я рядом. Просто на четвереньки… будь умницей.
Думаешь это так легко сделать, когда глаза накрыты черным мраком, тебя выбивает изнутри обезумевшими страхами, грохочущим о ребра сердцем и сминающими цунами болезненного возбуждения? Я не могу определить, где сейчас в этом гудящем и вибрирующем вакууме потолок, пол и стены. Мне постоянно кажется, что если я сделаю хоть какое-то движение — подо мной тут же рухнет или рассыплется в щепки последняя и единственная подо мной опора.
Стать на четвереньки с завязанными глазами, с кляпом в зубах, который мне мешает сглатывать?.. Fuck.
Я не знаю, как вообще сумела это проделать. Может из-за легкого давление твоих пальцев на мою поясницу? НЕ ЗНАЮ. Помню только, как потянулась вперед дрожащими ладошками, соскальзывая ими по бедрам и упираясь о теплый паркет. И он все-таки дрогнул, или это была я, испуганно замирая и балансируя трясущимся телом над черно-красной бездной твоей засасывающей тьмы.
ebooksa