В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

Господи… я не хочу. Пожалуйста. Остановись. Только не так. Я слишком уязвима, обнажена практически до костей. Тебе мало держать мое сердце и рубцевать его вдоль и поперек, обязательно надо содрать с меня еще и кожу, прикасаясь к оголенным нервам своим чертовым скальпелем Черного Хирурга? Я же не могу тебе сопротивляться в таком состоянии. Ты же по любому сделаешь то, что собирался, при чем смяв мое спонтанное сопротивление буквально на раз, за доли секунды, лишь ненамного усилив нажим своих пальцев.

И я прогнулась… едва понимая, что происходит, и как почти сама опустилась вниз на холодную поверхность длинной крышки "стола". Опять панически заскользила по ней ладошками, словно она вот-вот выскользнет из-под меня и отправит мое неустойчивое тело прямиком в разверзнувшуюся бездну твоего чистилища. Вцепилась за края трясущимися пальцами, тем самым определив ее ширину и прочувствовав на прочность всю опору станка, которая не дрогнула подо мной и не шевельнулась даже на миллиметр. Не больше полторы фута, как раз, чтобы полностью вместиться моему торсу или распластаться на ее поверхности животом, грудью и даже лицом. Но ты сам удержал мне голову, и я уткнулась в нее благодаря твоей руке подбородком, ровно по центру, возможно в нескольких дюймах от торца ее изголовья. Холодная липкая обивка буквально впечаталась-присосалась к моей собственной коже, вызывая не самые приятные ощущения с обмораживающими ассоциациями. Меня тут же стянуло ментоловой сетью внутреннего и внешнего озноба. Крик застрял в горле только из-за перекрывшего его спазма взорвавшейся в моей голове рефлекторной паники.

Бл*дь. Что ты творишь? Я же, ей богу, сейчас встану на дыбы.

— Эллис, прекрати сопротивляться. Это обычный столик. На нем нет ничего такого, чего бы стоило так бояться. Ну все, тише… Тише, моя девочка. Будь умницей, ты же у меня такая смышленая и продвинутая…

Да мне плевать, что это обычный столик. Ты хоть сам понимаешь, какими методами толкаешь меня в это свое треклятое безумие? Я же боюсь не твоих игрушек и тематической мебели. Я боюсь их в ТВОИХ руках. То, как ты их используешь на мне и до каких крайних граней доводишь мой шокированный рассудок.

Но в том-то и дело… Ты все прекрасно понимал. Видел, чувствовал и… продолжал натягивать нити на моих нервах до запредельной точки болевого порога, тут же снимая второй рукой выжигающий жар и липкую испарину первого слоя острой боли. Ты и сейчас это делал — скользил ладонью по моей спине, лопаткам, пояснице, пока пальцы правого кулака придерживали меня за волосы и шею под затылком в определенной жесткой фиксации выбранного тобою для меня положения. Еще и прижимался к моим выпяченным ягодицам и ногам собственными бедрами и низом живота, чтобы я действительно не смогла пошевелиться ни с какой стороны, намерено заставляя меня чувствовать твою долбанную эрекцию через тонкую ткань брюк.

Ну, конечно, как же иначе? Тебя же не может это не заводить. И тебе обязательно надо дать мне за это зацепиться, потянуться, переключиться… Задрожать совсем от иной подкожной лихорадки, которую ты сейчас специально втирал своими пальцами в мое тело и сознание, успокаивая и убаюкивая на свой извращенный лад.

— Все. Успокаивайся. Не накручивай себя раньше времени, еще и на пустом месте. Ты же хочешь своего Хозяина. Моя сучка хочет быть вые*анной членом своего Хозяина. Она же все это время спускала только от этой мысли… от желания ощутить его член глубоко в своей пиз*енке.

И на этот раз я сумела простонать, хоть и не так громко из-за зажатого до боли в зубах резинового кляпа. Ты продавил по моим самым уязвимым и ничем не защищенным точкам, скользнув пальцами по горячей промежности, под "колпачок" анальной пробки, к влажной вагинальной впадинке воспаленного влагалища. Я дернулась и заскулила, что дури зажмурив под повязкой глаза. Это не честно. Я так не хочу, умоляю.

Только едва ли это слышало теперь даже мое тело, когда ты с такой легкостью перенастраивал его реакцию, массируя и растягивая новыми горячими приливами сладкой неги по влажным складкам моей киски. Всего несколько секунд и она с прежней интенсивностью пустила свои порочные соки прямо на твои пальцы, сливаясь надрывной аритмией неуемной похоти с твоими нервными окончаниями.

— Вот так. Умничка. Горячая, норовистая сучка, — несколько круговых нажимов по упругому колечку-входа в вагину и меня уже толкает на твои фаланги совсем иным импульсным порывом. Ты тут же соскальзываешь по лепесткам вульвы к вершине клитора, к вздутой венозной жилке под точкой схождения половых губ, массируя гиперчувствительный участок моей киски, как в наказание за мою попытку насесть на твои пальцы.

Меня накрывает дрожью и физическими судорогами уже совершенно иных ощущений, выбивая на хрен и под чистую все старые пробки недавней паники и парализующего страха. Господи, неужели меня так легко переключить? Неужели я настолько уязвима и беспомощна в твоих знающих меня до самого основания руках? Или ты специально делал это со мной? Прошивал новыми рефлексами, заставлял полюбить собственный страх к тебе на грани извращенной одержимости и животной похоти. СТРАХ — БОЛЬ — НАСЛАЖДЕНИЕ. И только от твоих рук — рук моего Хозяина.

— Молодец… моя девочка… моя послушная саба. — ты убрал руку от моей киски, но тут же накрыл сверху с головой прохладным саваном своей окутывающей тьмы… нет. Нагнулся к самому затылку, почти коснувшись моей спины собой, заставив задрожать от глубокой инъекции-разряда острого возбуждения — реакции моего организма на твое тело, на горячий шепот и губы возле моего пылающего ушка: — Лежи и не шевелись. Чтобы я сейчас не сделал и чтобы ты не почувствовала. Тебе больше ничего не надо делать. Просто лежать.

Если бы это было так же просто, как и все твои заверения. Все равно что пытаться убедить пациента, что сверление бормашинкой абсолютно безболезненно. И мне было бы куда легче и спокойнее, если бы ты после этого остался лежать на мне, вместо того, чтобы разжать пальцы, соскользнуть с меня и бросить абсолютно одну в столь унизительной позе — распятой на далеко не журнальном столике твоей персональной шлюхи. Правда ты не отошел настолько уж далеко, можно сказать, всего лишь обошел со стороны и твоя ладонь, подобно осязаемому ориентиру в кромешной мгле оживших кошмаров продолжала удерживать мое тело и разум на нужной тебе волне. Не отнимая ее ни на секунду, провел мягкой успокаивающей лаской по плечу, по дрожащему изгибу локтя, словно фокусировал мое внимание только на твоих прикосновениях, не позволяя соскочить с них куда-то еще. Накрыл мой скрюченный кулачок с зажатым в нем краем столешницы…

— Разожми пальчики. Отпусти станок. И постарайся расслабиться. А то может разболеться голова.

Только сейчас замечаю насколько была напряжена все это время и особенно сейчас, будто и вправду боялась свалиться со стола или вместе со столом. И с чего тебе вдруг переживать за мою голову? Разве ты добиваешься не этого? Разве не ты преследуешь цель сотворить из меня один цельный комок сплошной боли: физической, психической и неразумной?

Господи, если бы до этого ты не растер складки моей киски и не прописал по дрожащему телу новой реакцией на твои касания…

Не знаю… возможно, это снова была не я, а мое собственно предающее тело. А может сработал один из прошитых тобою условных рефлексов. Пальцы как-то разжались, пусть и не полностью, еще и с отзвуком острой боли в суставах до самого плеча. Но тебе хватило и этого. Остальное ты доделал сам, без особого теперь труда отцепив мои пальцы от столешницы и потянув кисть руки вниз под крышку "лежанки". Кажется, я даже почувствовала, как шелохнулся и "зашелестел" воздух со стороны твоей переминающейся тени, провоцируя серию гулких ударов сердечной мышцы в моей грудине и по всему телу.

В том-то и дело, видеть и слышать я не могла — только чувствовать. И я действительно это чувствовала — осязала тебя, любое из твоих беззвучных движений и действий, силу твоего тепла и близости, как и сейчас, когда ты присел рядом с углом станка, чтобы что-то сделать с моей рукой. И в этот раз я не только ощутила, но и расслышала знакомый щелчок, его звучную вибрацию, которую теперь так безошибочно считывали мои сверхчувствительные рецепторы кожи. А еще через секунду они вобрали в себя, через жесткий наруч на запястье легкое натяжение. Но ты вовремя перехватил мою ладонь успокаивающим жестом своих ласковых пальцев, чтобы я не дай бог не запаниковала и не принялась дергать рукой, в попытке высвободиться от ремня или фиксирующей цепи, к которой ты только что приковал меня к ножке станка практически над самым полом.

— Не вздумай дергаться. Если боишься, держись за ножку. — еще до окончания своей фразы, ты притянул мои оцепеневшие пальчики к ледяной металлической опоре из длинной, возможно телескопической округлой трубке. Я вцепилась в нее сразу же, абсолютно не соображая, что сделала это сама и на рефлекторном уровне.