– Стало быть, ты не считаешь контрабанду таким уж страшным преступлением? – произнес он. – Пусть мой брат набивает себе все комнаты в "Ямайке" бочонками с бренди и ромом, а ты и слова не проронишь? Ну а что, как он замешан в других делах, от чего зависит жизнь людей? Или в убийстве?
Что тогда?
Он повернулся и внимательно поглядел на нее. Было видно, что на этот раз он не шутил; его беззаботной и насмешливой манеры как не бывало, глаза смотрели серьезно. Но что скрывалось за этим взглядом, она не могла понять.
– Не знаю, о чем это ты, – сказала Мэри.
Он долгое время, молча и испытующе, смотрел на нее. Похоже было, ему хотелось прочесть на ее лице ответ на мучивший его вопрос. Всякое сходство с братом вдруг исчезло. Джем казался тверже и вроде бы старше – это был совсем другой человек.
– Может, ты и вправду не знаешь, – проговорил он наконец, – но еще узнаешь, если поживешь там подольше. Почему твоя тетушка выглядит как сущее привидение, можешь мне сказать? Спроси у нее, как только ветер снова подует с северо-запада. – И, засунув руки в карманы, он снова принялся тихо насвистывать.
Мэри молча глядела на него. Говорил он загадками, и непонятно было, хотел он напугать ее или нет. Она уже привыкла думать о Джеме как о конокраде – беспечном малом, вечно без гроша в кармане. Но вот он представился ей в совершенно ином свете, и она не была уверена, нравится ли он ей таким.
Джем вновь коротко рассмеялся и пожал плечами.
– Однажды мы с Джоссом схватимся, и пожалеть об этом придется ему, а не мне, – сказал Джем.
С этими загадочными словами он повернулся па каблуках и отправился на пустошь ловить лошадей. Накинув на плечи платок, Мэри задумчиво смотрела ему вслед.
Значит, ее первая догадка была правильной, за контрабандой крылось кое-что посерьезнее. Незнакомец в баре говорил об убийстве, а теперь эти слова повторил Джем. И вовсе она не дурочка и не истеричка, что бы там ни думал священник из Олтернана.
Какую роль играл во всем этом Джем Мерлин, сказать было трудно, но, несомненно, он имел к этому какое-то отношение. И если тогда именно он спускался украдкой по ступенькам вслед за дядей, то мог знать, что в эту ночь она выходила из своей комнаты и, спрятавшись, подслушивала их разговор.
В таком случае он не хуже других должен был помнить о веревке, оставшейся висеть в баре, и догадаться, что она тоже видела ее, когда он и трактирщик ушли.
Если Джем был тем самым человеком, то понятно, почему он задал ей все эти вопросы. "А тебе-то что известно?" – ведь так он спросил. Но она ему ничего не сказала.
Разговор с Джемом безнадежно испортил ей настроение. Мэри захотелось поскорее уйти, отделаться от него, остаться наедине со своими мыслями. Она стала медленно спускаться с холма к Уити-Брук.
Мэри уже дошла до запруды, когда услышала за спиной быстрые шаги Джема.
Он обогнал ее и загородил дорогу. Небритый, в засаленных и заляпанных грязью бриджах он походил на бродягу цыгана.
– Куда это ты собралась? – спросил он. – Рано еще, до четырех не стемнеет. Я провожу тебя до дороги на Рашифорд. Да погоди, что с тобой? – Он взял ее за подбородок и заглянул в лицо. – Ты вроде как боишься меня? – спросил он. – Вообразила, наверное, что у меня там в комнатенках наверху спрятаны бочонки с бренди и мешки, полные табаку, и что я их тебе покажу, а потом тебя прирежу. Мол, мы, Мерлины, народ отпетый, а Джем хуже всех. Ведь так?
Сама того не желая, она невольно улыбнулась в ответ.
– Что-то вроде этого, – призналась Мэри. – Но я тебя вовсе не боюсь, напрасно ты так думаешь. Ты бы мог даже понравиться мне, если бы не был так похож на своего брата.