И это во истину ни с чем не сравнимо, даже с тем, что у нас уже было. Потому что это не падение. В этот раз это совершенно другое. Другие ощущение, другое безумие, другие я и ты.
Наши губы сливаются, как две части одной цельной мозаики или пазла, идеально — кожа к коже, изгиб к изгибу, дыханием в дыхание… И уже не важно, где небо, а где земля. Когда взлетаешь и паришь, сила притяжения больших космических тел тебе уже не страшна. Меня куда больше волнует, что я недостаточно тебя чувствую, что мне нужно еще плотнее к тебе прижаться, обнять и обвить, а лучше оплести собственной кожей и нервами, чтобы раствориться полностью в этих блаженных ощущениях — раствориться в тебе. И острое возбуждение при этом отнюдь не помеха. Оно скорее усиливает все мои желания во стократ. Делает меня более смелой и откровенной. Заставляет тебя поверить в мою искренность, в то, что я действительно этого хочу и совершенно не притворяюсь.
И так оно и происходит, вознаграждая меня самым ценным моментом — твоими ответными объятиями и жарким "да." мой поцелуй. Ты наконец-то это делаешь. Обхватываешь меня руками, вжимая в себя именно так, как я все это время хотела и ждала. При этом я и сама так и не сумела сдержаться под давлением собственных бесконтрольных порывов. Закинула одну ножку на твое бедро, чтобы тут же ею бесстыдно тебя обвить и заодно раскрыться изведшейся от нестерпимого вожделения киской перед собственным растлителем и его ничем неприкрытым мужским достоинством. Самый откровенное действие-приглашение, от которого даже у меня сносит крышу, особенно в тот момент, когда ты крепче прижимаешь меня к себе. Когда буквально впечатываешь всей моей промежностью в свой набирающий за считанные секунды эрегированный размер и упругость прохладный член с внушительной мошонкой. Меня пробивает моментально, насквозь, будто электрической дробью, обжигающей до самых кончиков пальцев рук и ног ненормальной похотью. Я тут же прогибаюсь, беспомощно пытаясь вжаться в тебя еще плотнее, тупея и дурея окончательно, как только твой язык врывается в мой задыхающийся ротик и начинает насиловать своими греховными атаками полноправного завоевателя. Естественно, меня начинает трясти, как и бить обжигающим рикошетом по моей и без того истерзанной киске. Я и не вижу все равно никаких препятствий или хоть какого-то намека на твое ответное отторжение. Более того, как раз чувствую, насколько сильно тебя пронимает схожей одержимостью, ставшей в какое-то мгновение одной на двоих.
Может от того и смелею до такой степени, что больше не вижу никаких причин ни чего-то бояться, ни ждать каких-то жестоких подвохов с твоей стороны. Я уже проникла тебе под кожу и уже слилась с твоими чувствами своими. И чем глубже в тебе растворяюсь, тем выше взлетаю и парю… вместе с тобой. Единым целым, в одной пульсирующей точке живого эпицентра нашей одной общей страсти… Запредельного вожделения… Сладкого сумасшествия…
Поэтому и делаю это первой, больше не в состоянии терпеть этой треклятой пытки. Трусь перевозбужденной вульвой о твой член и мошонку в каком-то обезумевшем и невероятно бесстыдном порыве озабоченной сучки. Естественно, едва не с хожу с ума окончательно и бесповоротно, потому что еще никогда и ни с кем такого в жизни еще не вытворяла. Но с тобой мои ощущения просто взрываются мощностью в сто килотонн, задевая взрывной волной, само собой, и тебя, сжигая дотла остатки наш прежних и давным-давно нами же забытых.
Еще пара развратных движений, и я без каких-либо усилий насаживаюсь на головку члена, вбирая ее вглубь изголодавшегося влагалища, как самая похотливая грешница всех времен и народов. Несколько несдержанных толчков тазом и уже вжимаюсь ягодицами до конвульсивной дрожи во всем теле в тяжелую мошонку, вобрав в себя весь пенис до самого его основания. И ты тоже не забываешь подливать масла в огонь. Крепче сжимаешь в своих руках, глубже проникаешь языком в мой рот, заставляя меня едва не вскрикивать и срываться едва не в истеричные действия помешавшейся психопатки, хотя этот приступ и длится совсем немного. До тех пор, пока ты не переворачиваешься на спину, и я не оказываюсь сверху над тобой в образе похотливой наездницы. Правда ненадолго. Ты все равно приподнимаешься в сидячее положение, усаживая меня ягодицами на матрац между своими разведенными бедрами и тем самым открывая для себя более глубокий угол проникновения.
Наверное, более интимной позы для нас двоих я и представить себе не могла, продолжая оставаться в твоих ласкающих объятиях и при этом имея возможность самой и двигаться, и наседать на трахающий меня член.
Хотя нет… в этот раз ты меня не трахал. В этот раз это было что-то другое. И не смотря на жадность твоих рук и поцелуев, это мало чем походило на то, что ты делал со мной в гостиной. Да, твои губы и язык оставляли свою греховную роспись на моей шее декольте и груди, пока твои ладони скользили по моей спине, ягодицам и бедрам, но это уже было близко к чему-то более нежному и чувственному… более глубокому и интимному, чем до этого… Казалось, ты даже как-то сумел добраться и до моего сердца, или это мне просто почудилось, когда я явственно ощутила немеющий след от твоих губ на его неравномерно сокращающейся мышце. А может я взаправду сошла с ума. Потому что уже не чувствовала больше ничего, кроме тебя. Кроме этого, парящего полета, окутывающего твоей близостью и твоим телом. Твоим вожделенным проникновением, от которого все плавится, стенает и немеет, превращая немощную сущность в эрогенное облако чистейшего блаженства.
Так что нет… Теперь мы не трахались. Я это знала и чувствовала, потому что никогда и ни с кем ничем подобным прежде не занималась, не зная, что такое бывает на самом деле. И что это такое вообще — заниматься любовью…
В этот раз пробуждение было почти что самым обычным, за исключением того факта, что я чувствовала под собой не убитый матрац с растянутой моими предшественницами едва не до пола панцирной сеткой металлической кровати нашей общей спальни в общежитии. Скорее, все с точностью наоборот. Ощущения оказались ближе к парящему зависанию над землей, а устойчивая упругость матраца и шелковая мягкость постельного белья (особенно при соприкосновении к голой коже) усиливали их в десятки раз, балуя и без того разнеженное тело чувством сказочного комфорта. Наверное, так раньше спали на пуховых перинах принцессы, не желая подолгу открывать глаз и сладко нежась от этих воистину восхитительных чувств ни с чем несравнимого блаженства. Почти наркотического. Поскольку до меня еще не сразу дошло, что я действительно не в общежитии, не в арендуемой для меня Глебом квартире и не в одной из квартир самого Глеба.
Вот тогда-то я и открыла глаза, окончательно просыпаясь и вспоминая все-все-все. Правда, память тут же стопорнулась, как только мой взгляд уткнулся на лежащего прямо передо мной в сугробах темно-синего постельного белья и атласного покрывала… Кира Стрельникова. И в этот раз он мирно спал с закрытыми глазами, растянувшись на своей половине внушительной кроватки лежа на животе. Как говорится, картина маслом. Латунные пряди спутаны и чуть всклочены (это, видимо, я постаралась), принятая во сне поза абсолютно расслаблена и не выдает не единого признака его присутствия в мире яви, кроме как равномерного и глубокого дыхания. В общем, при виде всего этого "добра" (и, похоже, уже моего) не удивительно, почему мое собственное дыхание тут же сперло, а сердце проделало несколько смертельных пике, со всей дури ухнув о грудную клетку, не пойми с какого перепугу. После чего едва не моментально заныло-зазудело в ладошках, резко защекотав у солнечного сплетения, как после проделанного на качелях головокружительного "солнышка".
Восхитительная ментоловая слабость накрыла меня так же быстро и неожиданно, как и принятие того факта, что все ЭТО действительно взаправду, и все, что мне пришлось пережить этой ночью — мне не привиделось и не приснилось. А значит, сдерживать идиотскую улыбку, тут же растянувшую мои губы на подобие ошалелого блаженства, как у какой-нибудь обдолбанной кайфоловки, было уже определенно излишним. Тем более, что Кир еще спал и не видел, как меня сейчас распирает, и на кого я вообще похожа в таком дурацком состоянии.
Причем все равно пришлось уткнуться лицом в одеяло, поскольку сдерживать эту нарастающую лавину мне уже было не по силам. И, если честно, то и не хотела, наконец-то полностью расслабившись и позволив этим смешанными эмоциям детской радости, восторга и дурацкого смущения затопить меня с головой. Я точно спятила и не без помощи Кира, само собой. Но мне действительно было невероятно хорошо. Даже не припомню, когда испытывала нечто подобное в своей жизни вообще. Наверное, в очень и очень далеком детстве? Хотя и не суть.
Странно другое. Почему здесь и именно с Киром? Я ведь когда-то почти так же просыпалась рядом с его отцом и почти так же кайфовала, когда Глеб меня будил пару раз по утрам. И, если в коем-то веке заставить себя задуматься о последних событиях со мной произошедших, я должна не от счастья тут сиять и любоваться своим спящим любовником, а носиться по квартире в поисках своих вещей с выпученными глазами и с четким пониманием того факта, насколько я откровенно вляпалась. Что это не просто полнейший звиздец всему и вся, а реальная жопа невероятно гигантских размеров.
Ага, как же и прямо щас. Я даже не смогла заставить себя в ближайшие пять минут слезть с кровати, продолжая и дальше рассматривать своего спящего принца, самодовольно краснея, не переставая лыбиться во все тридцать два и пропуская через нервы и кожу сладким током умопомрачительного блаженства все свои воспоминания о прошедшей ночи. Грубый голос Кира, его безумные фразочки, жаркое дыхание, жадные руки, бесстыжие ласки… его сумасшедшие проникновения… Тут только от одного этого моментально поплывешь и растечешься по постели восковой лужицей. Да и я сама не менее хороша. Кажется, подобных выкидонов я себе вообще никогда и ни с кем не позволяла. И сейчас, кстати, тоже. Насильно себя сдерживаю, чтобы не потянуться жадными пальчиками к умиротворенно спящему лицу самого красивого для меня в мире мужчины и хотя бы просто запустить их в его спутанные волосы над высоким лбом. А как я продолжала дуреть от его близости и наших смешавшихся запахов…
Проклятие. Почему нельзя просто взять и заново переписать нашу жизнь, сделать ее совершенно другой? Поменять себе имена, увидеть за огромным окном не размазанный в тусклых красках серый пейзаж утреннего города, а, например бескрайний горизонт какого-нибудь Тихого океана. И чтобы вчерашний день, как и вся прошедшая до этого неделя состояла из совершенно иных событий, ничем не связанных с изначальной версией. Неужели я так много хочу? Вспомнить что-то другое, что-то очень и очень хорошее, чтобы не причиняло ни боли, ни новых приступов панического страха.
Можно было бы, конечно, и нафантазировать, только, боюсь, это будут лишь мои фантазии, ничем не связанные с истинной реальностью.
Видимо, поэтому и приходится теперь себя заставлять через силу делать то и думать о том, чего я так старательно избегала все то время и которое ушло у меня на вполне заслуженное лентяйничество после пробуждения. Даже не представляю, сколько я так пролежала, не в состоянии налюбоваться спящим Киром… своим Киром (ну вот, меня опять пробирает на хихоньки). Уж точно не меньше двадцати минут, в конечном счете начиная понимать, что я могу этим заниматься до бесконечности и все равно мне будет невыносимо мало.
Как говорится, перед смертью не надышишься. А все попытки избавиться от сильного сушняка, с которым я проснулась, как и с дискомфортным давлением избыточной жидкости в мочевом, закончились полным провалом. Я все еще очень сильно хотела пить и не менее сильно попасть в туалет. Так что, хочешь, не хочешь, а заставить себя слезть с кровати все-таки пришлось через нехочу. И, как ни странно, но Кир после этого не проснулся, не схватил меня спросонья и не сделал того, чем мне когда-то угрожал в схожей ситуации его отец. Видимо, условные рефлекторные реакции по наследству не передаются. На счет остального тоже пока не уверена. По крайней мере, я не то что не хотела их сравнивать или намерено искать в них что-то очень одинаковое и идентично схожее, скорее наоборот. Чуть ли не безудержно радовалась всякий раз, когда понимала и ощущала именно на физическом уровне, насколько они были разными, как и мои к ним чувства.
Да и не хочу я сейчас этим заниматься. Я дома у Кира, в нашем собственном отдельном мирке, где нет места никому и ничему другому — ни прошлому, ни будущему, только происходящему здесь настоящему. Что, в принципе, я и чувствую, пропуская совершенно новое для себя восприятие через призму обновленных ощущений, как само собой разумеющееся. Я уже знакома с планировкой этой квартиры, мне вообще не составило никакого труда найти вначале ванную, потом отправиться в гостиную, поскольку бегать по чужим комнатам в абсолютно голом виде, в мои постоянные новые привычки пока еще не входило. Правда, решить вставшую передо мной задачку оказалось не так-то уж и просто. Я ведь пришла сюда без платья, в одном страшно сексапильном неглиже с накинутым поверх плащом. Не стану же я сейчас напяливать на себя демисезонную уличную одежду и разгуливать в ней по кухне? Да и вид моего некогда шикарного нижнего белья, скукоженного двумя тряпочками на полу перед окном и несколькими пятнами почти полностью высохших и далеко не водяных лужиц, как-то меня не особо воодушевил. Чего не скажешь о мужской рубашке, валявшейся чуть поодаль на краю ворсового ковра вместе с мужскими брюками и туфлями. Как раз за эту креп-сатиновую сорочку сизо-серого оттенка мой взгляд в конечном счете и зацепился. Долго думать я тоже не стала. Моментально подхватила ее с пола (будто кто-то уже собирался меня опередить) и… на несколько секунд подвисла, по старой привычке притянув ее к лицу и вдохнув едва не полной грудью вчерашний аромат Кира.