Черная невеста

– Без сомнения, Розалин. – Он поднес фарфоровую чашку ко рту. – Самый красивый день сентября выпал на свадьбу Флоренс. А с завтрашнего дня пусть снова хмурится, уже не жалко.

– Пусть. – Розалин улыбнулась. – Пусть хоть всю Августу затопит, но завтра.

Спустя несколько часов Флоренс смотрела, как сияет в лучах солнца ее подвенечное платье. Оно было очень красивым и скромным, как платье леди Имоджены Милле на балу: белый шелк и белое кружево – тонкое, похожее на пену, на лепестки цветущих в мае яблонь и вишен. Узкий корсаж и пышные юбки делали талию Флоренс еще тоньше. Никакого длинного шлейфа или богатой вышивки – только веточка флердоранжа, искусственная, конечно, но похожая на настоящую. Ее прикололи к корсажу, а венок из таких же цветов лег на голову Флоренс вместо драгоценной тиары.

Из нее и правда получилась красивая невеста.

Когда дядя, одетый в черное, – как полагается тому, кто ведет невесту к алтарю, – зашел в комнату, чтобы надеть на голову Флоренс фату, он замер на миг. Наверное, в таких случаях говорят что-то вроде: «Ты так похожа на свою мать», но Флоренс знала: Аделину она напоминает разве что тонкими чертами лица. Дядя принял у горничной фату – похожую скорее на саван, чем на украшение, – и набросил на Флоренс, закрепил заколками.

– Пойдем. – Он протянул ей руку в тонкой бежевой перчатке.

И она пошла.

Сквозь кружево мир казался другим, размытым и нечетким. Флоренс не различала лиц, скорее угадывала, кто есть кто: пухленькую Матильду и стройную Дженни в одинаковых нежно-розовых платьях, долговязого Бенджамина, леди Кессиди в красном бархате – Флоренс не помнила у нее этого платья и удивлялась. В закрытой карете, где они ехали с дядей Оливером, было душновато, а солнце падало сквозь окошки на колени Флоренс, на туфли дяди, на его руку, лежащую на сиденье. Флоренс хорошо видела эти пятна, а все остальное расплывалось.

Она помнила, что приняла одну пилюлю с утра – на всякий случай, чтобы не волноваться. Больше было нельзя. Теперь пилюли Флоренс хранились в обычном аптекарском пузырьке из темного стекла, а не в серебряном флакончике. Новый врач, к которому отводил Флоренс дядя, сказал, что так правильнее, хотя Флоренс жалела: серебряный флакончик был уникальным, а эту баночку от других отличало только имя хозяйки на этикетке. Лекарство уже, наверное, упаковали в ее вещи, которые привезут в особняк Герберта Найтингейла к вечеру. Остальное должны были сразу отправить в поместье, куда она уже как леди Найтингейл уедет завтра рано утром.

Интересно, сбудется ли предсказание Розалин? Будет ли новое утро хмурым и пасмурным, или Флоренс успеет увидеть лабиринт и парк в лучах теплого солнца?

Когда они приехали на площадь у храма Великого Павла, свет солнца стал почти золотым. В тени высоких зданий из серого камня было сумрачно и прохладно. Дядя помог Флоренс спуститься по ступенькам кареты. Он молчал всю дорогу и сейчас тоже, от этого было неловко, но Флоренс заставила себя думать, что дядюшкино молчание куда лучше его же нотаций.

Наставлений и советов от леди Кессиди она выслушала за эти дни так много, что уже пропускала их мимо ушей.

Флоренс посмотрела наверх – туда, где в сером камне сиял огромный витраж. Сквозь фату его было сложно разглядеть, он превратился просто в круглое пятно.

Рука дяди потянула ее вперед, и Флоренс пошла – по ступеням храма наверх, вслед за маленькой девочкой, чьей-то дочкой, которая рассыпала перед ней белые лепестки. По красной дорожке между скамеек из темного дерева, вперед – туда, где у алтаря, под статуей Великого Павла, распростершего руки в благословляющим жесте, ее ждал тот, с кем она проведет – если повезет – ближайшие десять лет своей жизни.

Пока смерть не разлучит их.

В храме пахло свечным воском, цветами, благовониями – горьковатыми травами, а еще сыростью и пылью. Флоренс не поднимала головы, потому что мир и без того кружился, но чувствовала высоту сводов, нависших над нею.

Фату поднимут через несколько минут, и она увидит храм Великого Павла. Самый красивый во всем Логрессе. Самый большой по эту сторону моря. Такой большой, что их с лордом Найтингейлом гостей хватило, чтобы еле-еле заполнить половину скамеек.

Свадьба получилась очень скромной – со стороны Флоренс на нее некому было пойти, кроме семьи и нескольких деловых партнеров лорда Силбера. Наверное, среди гостей со стороны жениха был кто-то влиятельный, кого нельзя было не пригласить, не засвидетельствовать в их глазах этот странный союз, но сквозь вуаль Флоренс видела их всех просто темными фигурами.

К счастью, она не споткнулась. Не запуталась в собственных юбках. Не потеряла сознание. Дядя Оливер довел ее почти до алтаря – перед ним было еще несколько ступеней – и передал жениху. Лорд Найтингейл в темно-сером костюме, украшенном одной-единственной маленькой желтой розочкой, протянул Флоренс руку, помог подняться и откинул фату.

С непривычки Флоренс моргнула и осмотрелась. Запах трав стал сильнее – рядом с ними висели курительницы, от которых наверх, к темным сводам, поднимался сизый дымок. А вокруг – на стенах, на полу, на статуе Великого Павла, на колоннах и скамьях, где сидели гости, – везде мерцали цветные блики, фиолетово-розовые, сине-зеленые, и это было так красиво, что Флоренс на миг замерла, уставившись в сторону окна-розы. Солнце сияло где-то за ним, а его лучи, проходя сквозь цветное стекло, превращали сумрачную глубину храма в нечто волшебное. Флоренс почувствовала, как в носу защипало от восхищения.