Черная невеста

– Только посмотри на нее, Матильда, – сказала кузина язвительно. – Сиротка, которая двух слов никогда связать не могла, вдруг стала такой приторно вежливой! Притворяется паинькой!

– Я думаю, дорогая сестра, – ответила Матильда и распрямила плечи, – что тебе стоит быть повежливее с матушкой. А не вести себя как капризный ребенок, которому запретили есть слишком много сладкого.

На идеально белых, как сливки, щеках Дженни вспыхнули алые пятна. Она приоткрыла рот, но тут же захлопнула его, только шумно вздохнула и бросила на Флоренс еще один злой взгляд.

Матильда оставалась спокойной.

– Хороший выбор, – сказала она Флоренс. – Зеленый. Только подберите с матушкой оттенок понежнее, – посоветовала она вполне дружелюбно, но тут же позволила себе ехидство: – А то дорогая сестрица Дженнифер позеленеет сама, что кто-то вдруг посмеет быть ярче нее.

И она показала сестре язык. Дженни хмыкнула и отвернулась.

– А я, пожалуй, соглашусь на небесно-голубой, – пробормотала Матильда себе под нос. – Мне не принципиально.

Она достала из кармана маленькую книжицу и уткнулась в нее.

Когда леди Кессиди вернулась, все еще свежая, с влажными волосами у кромки лба и слишком блестящими глазами, ее встретило глубокое, полное тревоги молчание.

– Давай, дорогая. – Леди Кессиди присела поближе к Флоренс. – Показывай, что тебе приглянулось.

Флоренс выбрала матовый шелк фисташкового цвета и узкое белое кружево на отделку. А потом леди Кессиди заставила их съесть бранч и собраться в город, в торговые ряды, шумные и пестрящие тканями, украшениями, обувью, зонтиками, сумочками, дорогими безделушками и множеством услуг. От завивки волос с Чудесной фиксирующей помадой из лавки сестер Дольче (локоны продержатся до трех суток, если вы не попадете под дождь или не решите искупаться в фонтане) и подгонки купленной одежды по фигуре до срочного ремонта сломанных каблуков, разошедшихся швов, порванных подолов, разбитого сердца и раненой души. Последние два пункта обещали кондитерские, где за блестящими стеклянными витринами прятались нежные пирожные, похожие на облака или живые цветы.

У Флоренс закружилась голова почти сразу, как они с леди Кессиди и кузинами вышли из кареты. В простом светлом платье, одном из тех, которые были у нее на лето, в соломенной шляпке, украшенной лишь розоватой лентой, Флоренс чувствовала себя случайным гостем, по ошибке попавшим на маскарад в сказочном дворце. Глаза разбегались от обилия красок и вывесок, со всех сторон раздавались смех, зазывающие крики торговцев сладостями, фруктами и засахаренными орехами, лимонадом и прохладным чаем, кто-то задорно торговался, кто-то пытался ругаться, а на углу на маленькой сцене играл самый настоящий оркестр.

– Пойдем скорее, не отставай! – ворчливо шепнула Матильда ей на ухо и схватила за запястье.

Флоренс мотнула головой и постаралась сосредоточиться на том, чтобы не отстать от семьи.

Наверное, кучер мог бы остановиться ближе к той лавке, где леди Кессиди предпочитала покупать перчатки, туфли и свои любимые баночки с чудодейственными кремами, но торговый квартал был пешеходным. Поэтому им пришлось идти, осторожно лавируя в толпе.

Флоренс покрепче перехватила руку Матильды, понимая, что если вдруг отстанет, то и правда рискует потеряться: прежде у нее не было ни шанса, ни повода побывать здесь. Она только слышала от кузин и от девочек в пансионе, как приятно пройтись по лавкам, а потом засесть в одной из кондитерских за чашкой чая с каким-нибудь воздушным десертом из тех, которые, по словам торговцев, ничуть не вредят талии.

А еще, хотя сюда и пускали не всех и констебли следили, не мелькнет ли в толпе неопрятно одетая дама или мальчика-бедняк, продающий газеты, сомнительные личности все же могли попасться. У Флоренс, конечно, не было кошелька, который мог вытащить карманник, но все равно она немного боялась.

– Между нами, Флоренс, – снова шепнула Матильда, которая взяла кузину под локоть и подстроилась под ее шаг. – Это правда, что Эдвард Милле прислал нам приглашения из-за тебя?

Флоренс посмотрела на нее и чуть не споткнулась на ровном месте.

Матильда, любимая дочь дяди Оливера, допущенная к его серьезным взрослым делам и в кабинет, вполне могла сунуть нос в переписку. Но признаваться ей не хотелось: что-то подсказывало Флоренс, что восторженный честный ответ может вызвать совсем не ту реакцию, которой хотелось.