Офсайд

Это была ложь во спасение. Или, скорее, большая наглая ложь, потому что практика сводилась к огню из покрышек. Я не был на льду почти семь дней, и это было видно. Прошли годы с тех пор, как я так долго не надевал коньки.

Что еще хуже, тренер Миллер работал со мной до тех пор, пока я чуть не упал на льду — вероятно, в качестве расплаты за мое исчезновение. После этого дела пошли под откос, когда меня затащили в его офис и поджарили, как чертов стейк, на открытом огне. Как и все в мире, тренер Миллер слышал о видео, но было ясно, что он не знает всей истории. Его допрос был настолько инвазивным, что я был удивлен, что он не обыскал меня с раздеванием и не вонзил иглу мне в руку прямо здесь и сейчас, чтобы проверить меня на наркотики. Хотя я не удивлюсь, если мне позвонят в ближайшие несколько дней по поводу последнего.

Он начал цитировать статьи о морали, требования к поведению школьных спортсменов и кодекс поведения нашей команды. Наш разговор резко изменился, когда я объяснила природу записи без согласия, и тогда он проявил больше сочувствия, чем я ожидал. Я прервал разговор и дал ему контактную информацию Стюарта на случай, если у него возникнут еще вопросы. Предположительно, отказ от адвокатского слова положит конец этому вопросу с ним и администрацией школы.

— Но ты в порядке? — подтолкнула Бейли с беспокойством на лице.

Я на мгновение встретился с ней взглядом, прежде чем снова оторваться и пожал плечами.

— Да, конечно. Я в порядке.

Ее губы сжались, давая понять, что она этому не верит, но ничего не сказала. Она знала, когда и когда не подталкивать меня, и я любил ее за это.

Наша поездка была почти бесшумной, в основном потому, что я был измотан на всех мыслимых уровнях. С учетом того, что Стюарт был в моем углу, и тем фактом, что, честно говоря, я был нужен команде, я не слишком беспокоился о своем месте в составе «Соколов». Лос-Анджелес был другой историей. Мое будущее на следующий год было в воздухе.

Играть в хоккейной команде первого дивизиона было все равно, что находиться под увеличительным стеклом, а профессиональная игра — все равно, что жить под высокопроизводительным микроскопом. Проверка была на следующем уровне. СМИ, общественность, все постоянно были вокруг спортсменов. Я знал это не понаслышке от отца. Они жили лагерем перед нашим домом в течение нескольких недель после его смерти, тыча камерами нам в лицо и крича на нас, пытаясь получить цитаты и звуковые фрагменты. Стервятники. У меня были воспоминания о том времени со всем вниманием, которое привлекала эта запись.

Вдобавок ко всему, у меня были смешанные чувства по поводу возможности остаться, но я знал, что могло быть намного хуже. На самом деле, сохранение моего контракта и возможность провести еще один год с Бэйли были лучшим сценарием.

Десять минут пролетели как десять секунд, и мы прибыли в пункт назначения раньше, чем я был готов. Я въехал на свободное место для посетителей и выключил зажигание. Приземистое здание из серого кирпича смотрело на меня через лобовое стекло, как непреодолимая гора.

Меня охватило предчувствие, и я стиснул зубы. Мои руки прилипли к рулю, как будто их удерживала на месте невидимая сила.

— Чейз. — Бэйли отстегнула ремень безопасности и прижалась ко мне. — Все будет хорошо.

Она накрыла мою руку своей, ее кожа была мягкой и прохладной.

— Стюарт сказал, что это просто. Мы пойдем, дадим показания, передадим копии текстовых сообщений и записей, и мы закончим в кратчайшие сроки.

— Да, — сказал я. — Давай покончим с этим.

Она схватила свою коричневую сумочку с консоли и держала ее на коленях, ожидая меня. Я поерзал на сиденье, но мертвой хваткой не ослабил кожаный руль. Мой мозг знал, что я должен выбраться, но мое тело не хотело сотрудничать.

Разочарование захлестнуло мои вены, еще больше подогреваемое несправедливостью ситуации. Сегодня это еще далеко не конец. Это всего лишь приводило в движение колеса для возбуждения уголовного дела. Стремление к справедливости означало, что мне придется переживать прошлый апрель и прошедшую неделю снова и снова, как кошмар, застрявший на повторе. Хуже всего то, что в ту же минуту, когда мы подадим наши отчеты, Бейли будет втянут еще глубже в эту неразбериху — как раз то, чего я все это время пытался избежать.

Кроме того, отец Далласа инициировал гражданский иск. Я собирался отдать Моррисона и его трастовый фонд в гребаные уборщицы, а затем пожертвовать все вырученные средства на благотворительность, которую он ненавидел больше всего — возможно, на любую из них, потому что он был куском дерьма.

Бэйли обвила меня руками за шею и сжала. Я повернул голову и зарылся лицом в ее волосы, вдыхая ее знакомый запах. Моя тревога снизилась на ступеньку ниже, и мое дыхание стало глубже, возвращаясь к более нормальному ритму.