Мне нравилось смеяться. И я радовалась, что выбрала жизнь.
С признания Остина прошло два дня, и я чувствовала себя немного сильнее. Я возобновила сеансы с доктором Лундом и надеялась, что медленно, но верно смогу вернуть все на круги своя.
Я молилась каждую ночь, прося дать мне сил, чтобы все это пережить.
«Я не хочу умирать, – умоляла я. – Я хочу, чтобы сон Остина о нас сбылся».
– Мы так скучали по тебе, Лекс, – призналась Молли, подавляя нахлынувшие эмоции.
– Обещай, что поговоришь с нами, если вновь падешь духом. И, если возможно, мне бы хотелось скрепить обещание кровью.
Я взглянула на Касс и попыталась исполнить ее просьбу, скрестив слабые пальцы. Какое-то время мы сидели молча, просто наслаждаясь нашей близостью.
Раздался стук в дверь, и вошел Роум, лицо его казалось безжизненным. Взглянув на меня, он проговорил:
– Время пришло.
Хорошее настроение исчезло. Я попыталась сесть, но тут же упала обратно.
– Эй, детка! Что ты творишь? – в панике вскричала Касс. Подруги вскочили, намереваясь уложить меня обратно в кровать.
Я протянула руку.
– Нет! Я нужна Остину. Я не могу позволить ему пройти через это в одиночку.
Молли взглянула на Роума, и тот кивнул.
– Дай мне минутку.
С этими словами он вышел за дверь, но через несколько минут вернулся с инвалидным креслом. С ним вместе пришла медсестра, которая тут же принялась отцеплять меня от капельницы, а потом прикрепила пакет с жидкостью к спинке инвалидного кресла.
Подойдя ко мне, Роум спросил:
– Можно я перенесу тебя в кресло?
Борясь с обычной паникой, что кто-то прикоснется ко мне, особенно к спине, я быстро кивнула. А когда Роум взял меня на руки и усадил в кресло, я затаила дыхание и закрыла глаза.
Это ради Остина.