Пленённая принцесса

— Ты присутствовал при его создании? — грубо спрашиваю я.

Миколай лишь улыбается, продолжая меня кружить, и я отклоняюсь в глубоком прогибе.

Я узнаю музыку, которая играет, — это Satin Birds Абеля Коженевского. Меланхоличная и немного навязчивая, но довольно красивая мелодия. Одна из моих любимых до этого момента.

Мне не хочется думать, что у подобного зверя может быть хороший музыкальный вкус.

Мне не нравится, как легко движутся наши тела в унисон. Танцы — моя вторая натура, и я не могу не вторить его быстрым и плавным шагам. Так же как не могу противиться удовольствию, бурлящему внутри меня. После пяти дней моего беспомощного заточения так приятно вновь ощущать большое пространство.

Я позабыла, чьи руки скользят по моей обнаженной спине, чьи пальцы сплетаются с моими. Позабыла, что меня сжимает худший враг, что я ощущаю, как жар от его тела перетекает в мое.

Я просто закрыла глаза и полетела, скользя по полу, кружась в его руках, следуя движениям его ног. Я так отчаянно хочу танцевать, что мне неважно, где я и с кем. Только так я могу сейчас сбежать — растворившись в этом моменте без оглядки.

Звездный потолок кружит над моей головой. Сердце бьется все чаще, подрастеряв свою выносливость за последние дни летаргии. Зеленое шелковое платье струится вдоль моего тела, едва касаясь кожи.

Только когда его пальцы скользят вниз по моему горлу, пробегая по обнаженной коже моего декольте, я широко раскрываю глаза и резко останавливаюсь, вытянувшись всем телом.

Я вся мокрая от пота и едва перевожу учащенное дыхание. Его бедро проходит у меня между ног. Платье такое тонкое, что я с ужасом понимаю, что между нами практически ничего нет.

Я вырываюсь из его объятий, наступая на подол платья. Тонкий шелк рвется со звуком, похожим на выстрел.

— Отпусти меня! — резко бросаю я.

— Думал, тебе нравится танцевать, — насмешливо говорит Миколай. — Кажется, ты получала удовольствие.

— Не трогай меня! — повторяю я, стараясь придать голосу тот же гнев, который я сейчас испытываю. По природе мой голос мягкий и звучит слишком нежно, даже когда я в ярости, из-за чего я напоминаю скорее обиженного ребенка.

Именно так и воспринимает меня сейчас Миколай, закатывая глаза от моей внезапной смены настроения. Он забавлялся со мной. Как только я перестала подыгрывать, он потерял всякий интерес.

— Ладно, — говорит мужчина. — Наш вечер подошел к концу. Возвращайся в свою комнату.

Боже, как же он невыносим!

Я не хочу оставаться с ним, но и возвращаться в кровать не хочу. Не хочу, чтобы меня снова заперли в одиночестве и оставили умирать от скуки. Как бы я ни презирала Чудовище, это была моя самая длинная беседа за неделю.

— Подожди! — говорю я. — Что с моей семьей?

— А что с ними? — скучающим голосом переспрашивает он.