Куни покачал головой:
– Не стоит так принижать собственные достоинства, надо сражаться за место под солнцем.
Мата рассмеялся, обрадовавшись такой вере друга и в то же время слегка смутившись.
– Сейчас я рассчитываю лишь на то, что король Туфи сделает меня главнокомандующим объединенной армии для сражения на Волчьей Лапе, чтобы мой дядя мог остаться в Сарузе: он заслужил отдых, да и король будет чувствовать себя спокойнее, зная, что находится под защитой маршала.
– Я поеду с тобой. Мы отличная пара.
Мате действительно нравилось сражаться вместе с Куни. Может, как воин он и не слишком умелый, зато прямо-таки кладезь идей.
Куни и Джиа обменялись заговорщическими взглядами, Джиа покраснела, а Куни наклонился к Мате и шепнул:
– Возможно, скоро на свет появится еще один маленький Гару.
– А вы тут, я смотрю, время зря не теряли. – Мата поднял чашку с чаем и отсалютовал счастливой паре.
– Мы, Гару, как одуванчики: размножаемся, не обращая внимания на погоду. – Куни ласково погладил Джиа по спине, а она обратила полный нежности взгляд на ребенка, которого передал ей Мата.
И пусть стены этого дома были голыми, всюду гуляли сквозняки, но Мата подумал, что здесь гораздо теплее, чем в каменных залах дворца короля Туфи, где полно роскошных гобеленов, а полчища слуг готовы исполнить любое твое желание.
Дети его никогда особо не интересовали, но в последнее время он частенько бывал в обществе принцессы Кикоми и в голове у него нет-нет да и появлялись не имевшие отношения к военной стратегии и тактике мысли.
Глава 27
Кикоми
Пока армия готовилась выступить к Волчьей Лапе, Саруза полнилась сплетнями о принцессе Кикоми. Ослепительную красавицу часто видели в обществе молодого генерала Маты Цзинду. Выглядела пара потрясающе: Мата казался всем ожившим Фитовэо, а Кикоми была прекрасна, точно Тутутика. Лучшего союза и не придумаешь.
Мата никогда не считал себя способным на утонченные чувства, но, когда видел принцессу, сердце его начинало трепетать, дыхание прерывалось, совсем как в древних балладах, а когда смотрел в ее глаза, ему казалось, будто время остановилось, и хотелось лишь одного – сидеть вот так, рядом, и любоваться ее красотой.
Но больше всего Мате нравилось ее слушать. Кикоми говорила таким тихим голосом, что ему часто приходилось придвигаться поближе, чтобы разобрать слова, и тогда его окутывал цветочный запах – тропический, роскошный и пьянящий. Казалось, она ласкает его своим голосом, гладит лицо, перебирает волосы, нежно проникает в сердце.
Кикоми рассказывала о своем детстве на Арулуги, о том, как трудно быть принцессой, лишенной королевства. Она выросла в семье одного из преданных ее деду придворных, и, хотя мечтала считать себя дочерью богатого купца, как ее сестры, ей не давали забыть о тех обязанностях, которые накладывает королевская кровь.
Народ Аму продолжал считать ее своей принцессой, несмотря на то что у нее больше не было ни дворца, ни трона. Она танцевала в первом ряду во время больших праздников, утешала аристократов, которые сожалели об ушедшем величии королевства, и ходила в лучшие школы Мюнинга вместе с братьями и сестрами, где читала классические тексты на ано, училась петь и играть на кокосовой лютне. Титул принцессы она носила точно старый плащ, с которым связано множество сентиментальных воспоминаний: слишком потрепанный, чтобы согреть, но дорогой сердцу настолько, что невозможно выбросить.