Вспомни меня

Он закончил забирать бремя людей. Навсегда.

43

В полицейском участке Тамбл-Три есть только одна тюремная камера, в которой обычно закрываю буйных пьяниц по ночам. Именно туда мы решили поместить мэра Вормана.

– Я позвоню Виви, – говорит папа, засунув руки в карманы. – Она может помочь принести еду и все такое. К тому же она знает, как обращаться с мэром. Она знает, что делать.

У меня так много вопросов, но сейчас не время. Позже будет много времени для ответов.

Марко молчит, когда офицер Льюис выводит мэра Вормана из комнаты и ведет по коридору в его камеру. Удивительно, но мэр тоже молчит, как будто смирился со своим окончательным падением в немилость.

Это моя идея – созвать городское собрание.

– Я думаю, что мы все должны иметь право голоса в принятии решения относительно дальнейшего будущего, – говорю я. – К тому же, если мы соберем всех вместе, мы можем дать людям возможность вернуть то, что их заставили забыть.

Они кивают, а Мануэла благодарно мне улыбается. Это имеет смысл, и даже если бы это было не так, мы все слишком устали, чтобы спорить. Завтра вечером мы соберем весь город и расскажем им правду.

Мы дадим им выбор.

Офицер Льюис высаживает Мануэлу у ее дома и отвозит Марко к его машине, которая все еще припаркована на обочине дороги, где нас остановили. В доме Марко будет ждать Виви. Интересно, как она будет чувствовать себя, выйдя наконец из-под контроля своего брата? Интересно, будет ли дом по-прежнему ощущаться как дом, или в нем будет слишком много воспоминаний о мэре Вормане и о том, что он натворил.

Я забираюсь на пассажирское сиденье папиной машины, между нами повисает тишина. Я не знаю, как мы найдем выход, но сейчас тишина кажется хорошим началом. По крайней мере, он перестал говорить, что ему жаль, каждые пять секунд, и слезы, кажется, высохли вместе со словами. Прощение – это долгий путь, но теперь я вижу, что он действительно верил, что делает то, что лучше для меня. Даже если он ужасно ошибался, он потерял столько же, сколько и я. Может быть, даже больше, потому что ему придется жить с тем выбором, который он сделал.

Мы уже почти свернули к нашему дому, как вдруг я понимаю, что не могу вернуться домой. Пока не могу. Пока не увижу все своими глазами.

– Подожди, – говорю я папе. – Я хочу поехать в шахты.

Я вижу колебание на его лице, но у него нет причин отказываться. Едва ли. Так что мы продолжаем ехать, пока не попадаем на необозначенную, грунтовую дорогу, ведущую к шахтам.

Стоянка пуста. В яркий полдень ее пустота кажется неправильной и забытой, как пыльная комната в заброшенном доме, где мебель покрыта простынями, а на стенах – пустые квадраты, в которых когда-то висели картины.

Песок шуршит под нашими ногами. Шахтный ствол широко зияет. Я вхожу внутрь.

Здесь прохладнее, когда мы оказываемся вне солнечного света. Послеполуденный свет быстро превращается из сепии в черноту, как только мы оказываемся внутри туннеля.

– Подожди, – говорит папа и исчезает в темноте. Через несколько секунд узкое пространство наполняется светом и электрическим гулом. Вдоль потолка висят тусклые лампочки, наполняя туннель серовато-белым свечением. Вдоль стены стоят стопки ящиков и других припасов.

– Они пустые, – говорит папа сзади меня. – Воспоминания хранятся дальше в глубине, за каменной стеной. Это выглядит как тупик, но справа в стене есть потайная дверь. Я могу отвести тебя если хочешь.