Я киваю. Вот почему я не могу вспомнить, как ожерелье оказалось на моей тумбочке – потому что это пережиток того времени, когда мы с Марко были вместе? Я думаю о вспышках воспоминаний, связанных с Марко; о том, что в нем есть что-то такое, что, кажется, находится глубоко в сознании, просто вне досягаемости.
– Когда мы освобождаем людей от груза воспоминаний, мы говорим им избавиться от любых физических предметов, связанных с воспоминаниями, которые они хотят стереть. Потому что предметы с эмоциональными связями могут вызвать Эхо. – Я поджимаю губы. Он так близко, что, должно быть, слышит стук моего сердца – кажется, этот звук заполняет весь салон. У меня возникает внезапное желание сократить расстояние между нами, словно какая-то невидимая нить тянет меня к нему.
Марко смотрит в окно, размышляя.
– Той ночью на шахтах, прямо перед тем, как тебя поймали, – ты держала кулон и, казалось, была не в себе. Как будто ты на время забыла, где находишься. И ты смотрела на меня, как… не знаю, как будто ты меня знаешь… Звучит нелепо. Это могло быть Эхо?
Я думаю о том, как Марко смотрел на меня в тот день в парке, как будто он мог заглянуть мне в душу.
– Может быть, – говорю я. – Хотя все это какая-то нелепица.
Он откидывается назад и запускает руки в волосы.
– Я знаю, в это трудно поверить, Люс, но здесь происходит что-то плохое, и в центре этого находятся твой отец и мой дядя. Я думаю, что моя мама тоже как-то в этом замешана, иначе зачем бы она была на шахтах той ночью? По какой-то причине они не хотят, чтобы мы были вместе.
Я открываю рот, чтобы снова начать спорить, но Марко продолжает говорить:
– Моя мама даже сказала что-то подобное, когда нашла нас. Если я правильно помню, то это звучало так:
Я сглатываю. Болезненное чувство в моем желудке вернулось.
– Хорошо, – шепчу я. – Но почему?
– Я не знаю. Но я думаю, это связано с тем, что находится в самих шахтах. Я не думаю, что они добывают то, о чем говорят. И, вероятно, в какой-то момент мы поняли, чем они занимаются на самом деле.
– И из-за этого у нас стерли воспоминания, – добавляю я.
Ненавижу, насколько же это логично звучит.
– Ты сказал, что твоя мама не могла позволить мэру узнать, что ты снова последовал за ним к шахтам. Это значит, что мы уже были там раньше.
– Именно. – Лицо Марко мрачнеет, брови нахмурены. – Ты когда-нибудь задумывалась, почему никто не говорит о том, что на самом деле там добывают?
Я пытаюсь вспомнить, но Марко прав. Бо́льшая часть города работает на шахтах. Других мест для работы не так много, за исключением нескольких ресторанов и магазинов на главной улице, да и то большинство людей подрабатывают на шахтах посменно, чтобы получить дополнительный заработок. Я живу в Тамбл-Три всю свою жизнь, разве я не должна знать, что является главным экспортным товаром города?
– Я тоже не знаю, – продолжает он, наблюдая за моим выражением лица. – Каждый раз, когда я пытаюсь найти ответ, мой мозг будто замирает, и я не могу подобрать слово. Как будто его вырвали прямо из моей головы. А потом я начал думать о том, как другие люди говорят об этом. Никто никогда не говорит, чем они занимаются, так ведь? Они просто говорят:
Волоски на моей шее становятся дыбом. Достаточно трудно переварить тот факт, что отец забрал мои воспоминания, воспоминания Марко и воспоминания всех, кто работал на шахтах той ночью. Но весь город?