Каллокаин

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я запросил для нас троих аудиенцию у президента полиции, – сообщил Каррек, – и у меня есть основания полагать, что она состоится в ближайшее время. Вы должны как можно быстрее принести все необходимое оснащение.

Второпях позавтракав, я умчался за каллокаиновыми аппаратами. Необходимость в спешке, впрочем, оказалась преувеличенной. Нас троих проводили в зону ожидания, где мы провели почти час, прежде чем открылась внутренняя дверь. В очереди перед нами ждали трое, и я предполагал, что аудиенция состоится нескоро. Но нас приняли первыми.

Невысокий, ловкий и энергичный служащий, открывший дверь, подошел к Карреку и шепотом что-то сказал ему. Каррек указал на меня и Риссена, и нас троих провели в новый зал ожидания, где снова обыскали. В целом контроль безопасности здесь был намного строже, чем в нашем химиогороде, что логично, ибо жизни, которые охранялись здесь, уникальнее и ценнее, чем в прочих частях Мирового Государства. В обоих залах ожидания и в кабинете президента стоял караул с пистолетами на взводе. Наконец мы предстали перед могущественным человеком.

Грузная фигура развернулась в нашу сторону на вращающемся кресле, и кустистые брови приподнялись в приветствии. Их обладатель был явно доволен появлением Каррека. Лицо министра полиции Туарега я прекрасно знал по «Портретному Альбому Бойца»: черные точки медвежьих глаз, волевой подбородок, толстые губы произвели на меня куда большее впечатление, чем я ожидал. Наверное, потому что я впервые оказался перед средоточием Власти и дрожал от этого чувства. Туарег был мозгом миллионов ушей и глаз, которые денно и нощно прослушивали и просматривали самые сокровенные разговоры и действия бойцов; по его воле действовали миллионы рук, постоянно обеспечивавших внутреннюю безопасность Государства, – это были и мои руки в те вечера, когда я нес полицейское дежурство. И все равно меня била дрожь, словно я был одним из тех преступников, за которыми охотился, а не стоял лицом к лицу с высшей волей. А ведь я не сделал ничего дурного! Откуда тогда у меня появился этот злосчастный внутренний раскол? Ответ лежал на поверхности: причина всему – заблуждение, которое мне внушили. Заблуждение, выраженное словами «среди бойцов старше сорока нет ни одного с по-настоящему незапятнанной совестью». И слова эти произнес Риссен.

– Ита-а-ак, вы наши новые союзники, – обратился министр полиции к Карреку. – Вы готовы провести несколько небольших экспериментов через два часа? На третьем этаже приготовлено помещение под лабораторию, возможно, примитивную, но полагаю, что все необходимое там есть. Если чего-то не хватает, достаточно известить персонал. Подопытными мы вас обеспечим.

Мы сообщили, что готовы и счастливы быть полезными. Аудиенция завершилась, нас вывели из приемной через другую дверь и сопроводили до временной лаборатории, о которой говорил Туарег. Оборудования было более чем достаточно при условии использования не слишком большого количества каллокаина.

Оставшийся в лаборатории вместе с нами Каррек присел на край стола в свободной позе, которая у кого-либо другого выглядела бы чрезмерно расслабленной и отталкивающей.

– Итак, бойцы, – обратился он к нам после того, как мы проинспектировали условия для работы, – что еще вам удалось узнать о тайном объединении в Химиогороде № 4?

Риссен был мои боссом, право и обязанность докладчика принадлежали в первую очередь ему. И он ответил, пусть и после продолжительной паузы.

– На мой взгляд, – произнес он, – поводов считать, что там происходило нечто преступное, нет. Все они выглядят немного полоумными, но преступниками – нет.

– По крайней мере, – продолжил он после новой паузы, – мы не нашли ни одного человека, совершившего противозаконный поступок. А также ни одного, кто всерьез намеревался его совершить, это бы выяснилось под действием каллокаина. Я не беру в расчет того мужчину, который не донес на жену, поскольку вы, босс, знаете, что мы договорились, что милосердие будет идти вперед правосудия, так как это имеет отношение к рекрутингу в Службу Добровольного Самопожертвования… Этих людей я назвал бы сектой умалишенных, а не политическим объединением. Возможно, их даже сектой назвать нельзя. Насколько я понял, у них нет организации, руководства, членских списков, названия, следовательно, определению «организация вне Государственного контроля» они не соответствуют.

– Вы большой формалист, боец Риссен, – произнес Каррек, иронично прищурившись. – Вы говорите о «предписаниях устава» и «соответствии определению» так, словно напечатанное может стать непреодолимой преградой. Вы же не имеете этого в виду?

– Законы и предписания существуют для нашей защиты… – невесело возразил Риссен.

– Защиты, говорите? – двинул в атаку Каррек. – Кого, вы считаете, нужно защищать? Во всяком случае, явно не Государство! Государству нужны светлые головы, способные при необходимости наплевать на типографские чернила…

Риссен недовольно молчал, но потом все же решился:

– В любом случае, для Государства они не опасны. Мы можем спокойно отпустить задержанных и бросить эту компанию на произвол судьбы. У полиции и так есть чем заняться: убийства, воровство, лжесвидетельства…

Я почувствовал, что настал мой час. Я должен впервые вступить в серьезную схватку с Риссеном.

– Босс, позвольте мне возразить, – обратился я к Карреку, произнося слова медленно и с ударением, несмотря на то, что я подчиненный. – Лично мне этот мистический союз кажется каким угодно, но не невинным.

– Ваше мнение меня тоже интересует, – кивнул Каррек. – То есть вы считаете это объединением?

– Я не собираюсь выискивать в законе подходящие параграфы, – произнес я. – Я имею в виду, что эти люди, каждый по отдельности и все вместе, составляют угрозу для Государства. Но прежде всего я хочу спросить: считаете ли вы, что Мировому Государству необходима новая форма отношений или, проще говоря, новое мировоззрение? Не поймите меня превратно, я знаю, что всегда необходимо пробуждать в людях больше ответственности и старания, но что насчет нового мировоззрения, отличного от общеизвестного? Разве по сути это не оскорбление Мирового Государства и его бойцов? А ведь один из задержанных выразился именно так: «Мы хотим вызвать новый дух…» Поначалу мы истолковали это как конкретное суеверие, что уже было предосудительно… но то, что имелось в виду, еще хуже.