Ангелотворец

Эди уже хочет охнуть от удивления, но Шалая Кэтти увлекает ее обратно в пещеру.

– Они не любят, когда им мешают смотреть фильм, – очень тихо произносит она.

– Это ведь слоны! – возражает Эди.

– Да. Во времена моего отца для них ставили спектакли, им играли музыку. Теперь они смотрят кино. – Поскольку Шалой Кэтти это явно представляется чем-то само собой разумеющимся, Эди не спорит; старуха вздыхает. – Кроме них у меня никого не осталось, – произносит она так тихо, что ее почти не слышно за выстрелами с киноэкрана. – Верные друзья отца моего отца. Они как дети. Доверяют мне. Не ему. Только мне. Поэтому он решил стереть их с лица земли. Закованные в броню, они непобедимы и не знают преград. Дар слонов заключается в том, что их нельзя использовать с дурной целью. Они – воины сердца, а не машины. Вот почему ему нужен Постигатель. Потому что мои слоны ему неподвластны. Потому что он – зло.

Шалая Кэтти говорит спокойно и ровно, но на ее щеках блестят слезы. Эди не обнимает ее: не хочет, чтобы женщина, наделенная силой, рыдала на ее груди.

– Фрэнки там, – минуту спустя произносит Шалая Кэтти.

Эди проходит за ней в другой зал, где кое-кто ведет себя очень по-французски.

Множество рескианцев трудятся над неким подобием латунного аквариума. Он висит в воздухе на лебедке или кране, и широкоплечий монах с двумя помощниками, пыхтя, вытягивают его из воды, а остальные придерживают и следят, чтобы он не перевернулся. Одна только жидкость весит добрую тонну, думает Эди. Подъемные блоки, должно быть, очень хорошо откалиброваны.

Посреди всего этого стоит маленькая женщина с копной взъерошенных темных волос и в простой, видавшей виды блузке. На ней кожаный фартук и брюки, пошитые не то из плотной шторы, не то из покрывала. Даже издалека слышно, что она очень недовольна: до Эди доносится резкая, ритмичная, бурливая речь, которая может сойти за «обсуждение» только с большой натяжкой. Объект ее гнева – рескианец с изнуренным лицом и в кузнечных крагах.

– Да что же… Ох, ну и болван! Да, Деннис, ты болван. Только посмотри! Ты нарушил волну, теперь придется начинать все заново… Non! Non, машина безупречна. Оно позволит сохранить… Да, позволит! Позволит, потому что я так сказала! Конструктивная и деструктивная интерференции гасятся… О, nom de Dieu! Оно не включено! Почему… Смотри! Ты хотя бы вторичную обмотку подключил? Mais non, не подключил…

– Вот незадача, – бормочет Шалая Кэтти. – Кажется, мы не вовремя.

Темноволосая женщина – судя по неровной челке и странной проплешине с одного бока, она стрижет себя сама, – всплескивает руками.

– Придется все делать заново! Полностью! С самого начала. Немедленно! Где компрессор? – Она оборачивается, и в тот же миг раздается протяжный низкий звон, после чего что-то с тихим бульком падает в реку. – Connerie de chien de merde! Это был он?! Молитесь небесам, что это не мой компрессор!

– Все хорошо, – спокойно отвечает один из монахов. – Упал чайник.

Похоже, женщине от этого не легче. Она достает из-за уха мелок и принимается быстро писать что-то на земле. Затем достает из кармана второй мелок и, чтобы сэкономить время, пишет обеими руками сразу.

– Она амбидекстр, – шепотом поясняет Шалая Кэтти. – И в свободное от напряженных размышлений время может одновременно делать несколько дел. Говорит, это полезно для мозга. Я ей советую есть побольше рыбы, но, видимо, этого недостаточно.

– Я вас слышу, – не оглядываясь, говорит женщина. – Пожалуйста, не тешьте себя мыслью, будто вы меньше отвлекаете человека от работы, если тихонько подкрались сзади и перешептываетесь, чем если бы вы вломились сюда с духовым оркестром, трубящим «Надежду и славу» [32], и военно-морским флотом, палящим из всех орудий по коллекции фарфора и стекла музея Гуггенхайма!

Деннис – так, судя по всему, зовут крупного монаха – коротко вздыхает, пряча лицо в ладонях, затем поднимает голову.

– К тебе гости, Фрэнки, – твердо произносит он.

– Ко мне не приходят гости. Никто не знает, что я здесь, а если бы и знали, никому нет до меня дела, – не менее твердо отвечает Фрэнки, продолжая строчить на земле мелом.