Ангелотворец

У себя в комнате Эди перевесила разъяренную Фрэнки на Соловья, велев ему нести ее к реке, звать на помощь, дать сигнал на «Купару», чтобы забирали нас отсюда на хер! Подключайте морпехов и плевать, кто об этом узнает!

Затем она выбежала в коридор, требуя как можно скорее показать ей путь, чуя дым и мысленно прикидывая силу взрыва при таком-то давлении стольки-то килограммов газа на столько-то квадратных дюймов. Примерно в это время грянул первый взрыв, дворец дрогнул и дал крен, как корабль, взбирающийся на волну. Когда Эди удалось подняться на ноги, вокруг уже вовсю полыхало, и многие конструктивные элементы дворца – те, что прежде располагались перпендикулярно друг другу – выглядели пугающе диагональными.

Шалая Кэтти обняла Эди, с важным видом повязала ей на плечо фиолетовый пояс от своего платья, потом вновь обняла и воскликнула: «Женщины, наделенные Силой!», что было бы очень мило, если бы Эди не испытывала такого сильного желания выпороть ее ремнем.

Теперь она спасается бегством, волоча за собой чертов сундук, – тяжеленный, мать его за ногу! Внутри гремит что-то увесистое, так что штуковина запросто может опрокинуться на крутом повороте. Впрочем, ныть некогда: сейчас бы добраться до лодки, а поволноваться еще успеем. Неясно только, как предстать перед капитаном и командой в таком – предельно не замаскированном – виде и что сказать в свое оправдание.

К дьяволу!

Со стены на нее валится пылающий ковер. Ха! Мимо… А вот хрупкому ящику чуть не досталось, о да, и парящий в воздухе пепел уже тянет к нему свои призрачные пальцы. Эди изо всех сил дергает ящик за ремень, и на сей раз увесистое содержимое, отскочив от внутренней стенки, ей помогает. Ящик скрипит, будь он неладен, кряхтит и громыхает. Еще одна забота: толкнешь его слишком сильно, он, чего доброго, развалится на части и рассыплет все сокровища по раскаленному полу, и что тогда? Полный едрись-оно-все-конем, ответил бы Соловей. Эди опять дергает ремень, посылая ящик вперед, и успевает восхититься собственным предплечьем в багряных отсветах пламени.

Сосредоточься.

Второй грандиозный ба-бах сотрясает стены дворца. Впереди рушится арка, обломки камней с грохотом осыпаются, лопаясь и треща: от жара камень разрывает изнутри. Эди исторгает дьявольский рев – искра ожгла ей плечо через рукав кителя, – и собирается с мыслями. Это лишь начало, основной пласт пока не взорвался, и кто знает, что за адская машина прячется в пещере Фоссойер, – и как она себя поведет, если ее поджечь или потревожить иным способом? Фрэнки, кажется, говорила (пока Эди тащила ее на закорках), что за этим зрелищем лучше наблюдать с очень большого расстояния – или не наблюдать вовсе… Такими темпами дворец взлетит на воздух куда раньше, чем Эди успеет выбраться, а это не входит в ее планы. Никакого аутодафе, срочно ищем вдохнове… О, нет! Впуск, сжатие, рабочий ход, выпуск. Четыре такта работы двигателя внутреннего сгорания (которые Эди вообще-то изучала для подрывных целей), но вот он, ключ к решению: самоходный экипаж. У нее ведь есть ящик – да, без двигателя, зато разгон приличный, и разве в ее детстве подобной штуки не было у каждого уважающего себя мальчишки? Тележка, какое-нибудь корыто на колесиках. Причем девчонкам кататься никогда не давали. Ха!

Эди покрепче ухватывается за ремень, вскакивает на ящик и, время от времени отталкиваясь ногой от пола на поворотах и для разгона, мчит вперед. Побег на тележке, неплохо! Она принюхивается. Из ящика доносится странный запах, пряный, сельскохозяйственный. Будто содержимое проложили сушеным илом со дна реки.

Сосредоточься.

И правда, худшее еще впереди. А вот и оно: горящие трупы, много. Никак, морпехи с «Купары» тут поработали? Или ребятки Соловья? Желудок урчит от приятного аппетитного запаха, затем возмущается, когда до мозга доходит, чем пахнет, и Эди едва не прощается с ужином. Пахнет жареным мясом. Это люди – и свои (пусть не ближайшие друзья, хвала богам), и враги (впрочем, теперь уже не особо), но все-таки люди, а не кебабы, даже если ее нос считает иначе. Она с силой отталкивается от пола, чтобы побыстрей миновать место резни – вперед, вперед, быстрее!

Правильное решение: как раз один живой подвернулся, вооруженный, машет тесаком и скрежещет зубами от злости. Едрись-оно-все-конем!.. Эди несется к нему, на ходу соображая, что делать. Скорость и немалый вес ящика должны сыграть Эди на руку, да и оригинальность ее транспортного средства несколько обескураживает головореза, состоящего на службе у Опиумного Хана: не каждый день дерешься с хрупкими белолицыми девами в военной форме, несущимися по огненным волнам на деревянном ящике на колесиках. Пожалуй, на свете очень мало людей, которые не растерялись бы в подобной ситуации.

Наконец головорез приходит в себя и бросается в атаку. Эди резко упирается ногой в пол, отчего тяжелый ящик начинает вращаться на месте, увлекая ее за собой. Завертевшись, как в хороводе вокруг майского дерева на сельском празднике, Эди с размаху бьет его правой ногой в голову. Хороводное будо! Головорез падает на пол, как куль с картошкой. Черт, ему на помощь спешит из коридора дружок с очень неприятным ножом – скорее, мечом, – наперевес. Госпожа Секуни научила ее разбираться в холодном оружии. Это, конечно, не настоящий боевой нож – не вакидзаси, не сабля и даже не финка, – а какая-то помесь мачете и тесака. Зато какой же большой. Гиперсомнически огромный.

Верзила замахивается ножом и ревет.

Вот дрянь.

Эди отпрыгивает в сторону, бросая драгоценный ящик на произвол судьбы, и очень быстро пригибается, потому что Гиперсомнический Верзила несется на нее куда быстрее, чем ожидалось. Свезло так свезло: у парня, помимо мышц, есть мозги. И дерется неплохо. Разве это разрешено?

Сейчас главное – не умереть. Эди отскакивает влево, а он бьет вправо и промахивается.

Ка-дзын-н-н-нь! Меч-то на славу сработан, ничего не скажешь: когда он со звоном вонзается в мозаичный пол, выбивая из него искры и вибрируя, на клинке не остается ни единой отметины. Верзила резко вытаскивает меч из пола, тот пролетает в дюйме от бедер Эди и едва не рассекает ее пополам… кувырок, и вот она опять на ногах. Яма араси… Женщине, решившей чего-то добиться в жизни, приходится быть либо очень умелой, либо очень отчаянной, и в любом случае – очень смелой. Эди успевает задаться вопросом, стал бы этот хмырь слушать их с госпожой Секуни беседу о преимуществах азиатского деспотизма в сравнении с плановой экономикой и диктатурой пролетариата, в финале которой ему предложили бы изменить точку зрения, – и приходит к выводу, что Яма араси, пожалуй, имеет свои преимущества.

Он нападает вновь. Вместо того, чтобы попятиться, она бросается на него и совершает непростительный грех: предвосхищает атаку, начинает выполнять прием еще до того, как ей представляется такой шанс. К счастью, ошибка остается незамеченной (или противник просто не знает, что сулят ее движения). Руки Эди проскальзывают меж его рук, бедро она заводит между ним и его мечом… Сконцентрируй ци. Или, как, несомненно, сказала бы Фрэнки Фоссойер: пусть твой центр тяжести сместит центр тяжести противника… Нагибаясь, она ощущает спиной легкое касание – будто по ней провели перышком, – слышит, как враг приземляется, и завершает прием. На тренировках от них требовалось приставить меч к шее партнера, но в жизни меч куда тяжелее, и прием Яма араси в смертном бою используют неспроста… хрясь.

Минус один верзила.