Ангелотворец

Письмо подписано всеми партнерами.

Мистер Ничего Особенного улыбается.

– И от вашей матушки послание есть.

Он думает, что победа на его стороне, чем демонстрирует отрадный недостаток знаний о Гарриет.

Дверь в камеру Джо открыта. Он подходит к ней и выглядывает наружу. Его манит луч света, вот сейчас прозвучит голос Мерсера… Это была уловка. Военная хитрость. Теперь он свободен.

Когда его нога касается пола за пределами камеры, кажется, что он наступил на гвозди, только боль пронзает не ступню, а все тело. Он шарахается обратно в камеру, и дверь захлопывается.

Затем она открывается вновь, но выйти Джо не пробует. Мгновением позже становится ясно: его обучили собственноручно лишать себя свободы.

Потом приходят санитары, привязывают Джо к каталке и увозят в другую палату. Она просторная и холодная, заставленная такими же каталками с пациентами, только остальные пациенты не связаны по рукам и ногам.

Ему требуется очень много времени на то, чтобы понять: остальных не связали, потому что они – трупы. Еще больше времени уходит на то, чтобы узнать Теда Шольта в дряблом, похожем на восковую фигуру трупе по соседству. Голова у Шольта выкручена на сто восемьдесят градусов.

Как только он это сознает, перед глазами возникает образ Теда: эдакий безумный бунтарь, он несется на колеснице дедушкиных Часов Смерти, побивая Смерть сандалией и требуя, чтобы та вернула его в теплицу. Джо улыбается. Да. Все правильно. Так и должно быть.

Только это неправда. Тед лежит рядом, и он мертв.

Мистер Ничего Особенного, расплывшись в особенно самодовольной улыбке, показывает ему очередное письмо.

«Дорогой Джо, прости, прости! Тебя нет уже несколько месяцев, и я не знаю, где ты. Ты мне очень нравишься, но я не могу ждать вечно. Сегодня иду на свидание с неким Питером. Жизнь продолжается. Постарайся не очень сильно меня ненавидеть. Полли».

Джо лежит на спине и отказывается что-либо говорить. Тогда его запихивают в совсем уж крошечную белую будку и бьют током снова, и снова, и снова, пока он не превращается в одну сплошную сведенную судорогой мышцу. Его разбирает смех. Как же они предсказуемы! Боль заставляет его смеяться еще громче, даже когда электроды нагреваются так, что начинают обжигать кожу. Он вдруг понимает, что больше всего на свете хочет одного: чтобы это прекратилось. Он не желает смеяться над запахом собственной паленой плоти. Не желает сходить с ума. Не желает присоединяться к Теду Шольту на колеснице нелепых Дэниеловых часов.

Они требуют особого внимания.

Дэниел действительно спрятал у себя ключи от всего мира.

Особого.

Внимания.

Джо понимает, где калибровочный барабан.

Внутри что-то натягивается и резко обрывается. Слышен сигнал тревоги. Затем воцаряется странная холодная тишина, и он понимает, что больше не слышит стука собственного сердца.