Темные празднества

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы с Альтамией молча занимаемся своими делами, но между нами есть что-то невысказанное, что не дает мне успокоиться.

– Вы сами ее убили? – спрашиваю я Альтамию.

Немного растерявшись, она поднимает глаза от чучела. Ее белый фартук забрызган уксусом.

– Мы нашли ее на улице, – отвечает Альтамия, поглядывая на дверь. Отличавшаяся брезгливостью Агнес, в последнее время все чаще увиливающая от роли компаньонки своей молодой госпожи, ушла. – Вам надо развлечься, – говорит девушка, указывая на дневник, лежащий у меня на коленях. Ее интерес к одной из моих неоконченных пьес заставил меня вернуться к ее написанию. Я многое скрываю от Альтамии, но мне очень приятно делиться с ней тем немногим, что я могу себе позволить.

– Я застрял, – признаюсь я. – Мой герой спасся от смерти и теперь должен придумать план мести против дядюшки, который отнял у него все, – взмахиваю я пером, словно пытаясь вытянуть из себя побольше слов.

– А кто его спас? – интересуется Альтамия.

– Загадочная девушка, которая исчезает, когда он приходит в себя, – отвечаю я. – Думаете, это нужно поменять?

Она прикусывает нижнюю губу.

– Вам нужно дать своей героине имя. Мне кажется нелепой условностью, когда в какой-нибудь истории таинственный незнакомец приходит на помощь, а выполнив свою миссию, вдруг уходит, словно его ввели в действие только ради этого, а потом он снова перестал существовать.

– Все персонажи – выдумка. Но вы правы, – признаю я, когда она просит прощения. – Возможно, мне надо побольше поразмышлять над диалогами. В Оксфорде они в моде.

– А тут – нет, – замечает она. – Диалоги – это перебрасывание словами между людьми. В этом нет никакой поэтичности.

– Нынешние времена не располагают к поэзии.

Она улыбается, пока я записываю ее совет. Наши глаза встречаются. Это один из многих продолжительных взглядов, которыми мы обменивались за последние несколько недель. На этот раз она первая отводит глаза.

– Возможно, мне стоит заняться ткачеством. – После повисшей паузы я указываю на небольшой ткацкий станок, стоящий в углу.

– Семейная реликвия… Заброшенное ремесло, – вздрогнув, пренебрежительно бросает Альтамия, а затем приглашает меня взглянуть поближе на свою работу.

– Молчит, – замечаю я.

– Она мертва. – В глазах Альтамии теплится нежность.

Интересно, она отнеслась бы с пониманием или ужасом, если бы я рассказал ей, что в отличие от людей после смерти животные молчат и у них нет голосов, которые гремят в умершей плоти, пока не стихают до шепота…

– Мистер Броуд все еще хочет с вами работать? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я чересчур быстро, чтобы девушка мне поверила. За последние две недели я пять раз ходил в магазин Броуда. Каждый раз его помощник говорил, что его нет на месте и он напишет мне, как только вернется. Он ни разу со мной не связался и не ответил на три письма, в которых я просил сжечь мой памфлет. Уилл и ему подобные превратили историю таких, как я, в вымысел, и я горько сожалею о том, что вступил в их ряды.