Неверный

Его губа уже не кровит, ссадины обработаны. На первый взгляд особых шрамов не видно. Но я знаю, что у него, как и у меня — все внутри. Наши раны и шрамы, все там.

Иду, не отводя глаз, находясь в спасительном отупении. Прохожу совсем близко, мы даже чуть касаемся друг друга рукавами. Кажется, он вот-вот сорвется, бросится ко мне. Его сдерживаемая ярость так и рвется сквозь внешнюю оболочку обманчивого спокойствия.

С трудом преодолеваю желание повернуть голову. Кусаю изнутри губы и когда разрываю зрительный контакт, мне явно слышится звон лопающихся уз, которыми мы были связаны. И еще некоторое время я ничего не слышу, оглушенная этими звуками.

Только когда сидим в самолете, понимаю, что не спросила Демида, куда мы вообще летим.

— Куда мы летим, Демид?

— Тебе не все равно?

— Все равно.

— Вот и отлично.

Самолет набирает высоту, выравнивается, под нами расстилается бескрайнее облачное море. И я вдруг слышу со стороны сидящего рядом мужчины глухое и сиплое:

— Моя мать умерла не сама. Ее отравили. Я провел расследование и знаю точно. Они тоже знают. Они все знали, что это сделала она.

«Они» — это Айдаровы. А «она» — это… Ясмин?

И хоть в салоне не холодно, меня до костей пробирает дрожь.

— Спасибо, Демид, — легонько сжимаю и отпускаю его руку. — Спасибо, что увозишь меня оттуда.

Он ничего не отвечает, но мне его ответ и не нужен. Я сама все знаю.

Глава 15

Рустам

Я до последнего не верил, что она улетит. Не допускал даже мысли. Был уверен, что останется, пусть на своих условиях, на любых. Я на все что угодно был согласен.

До последнего знал — она все еще та моя светлая девочка, светлая и нежная. Подонок Ольшанский лгал, пускай и достаточно убедительно, когда говорил, что Соня ушла к нему.

На приеме я убедился, что Ольшанский блефует, лишь только посмотрел в глаза своей Сони. Все еще такой моей, что в груди защемило.

Демид всем своим видом демонстрировал, что она уже легла под него, но даже ее чересчур откровенный наряд и яркий макияж меня не обманули.

Потому что за красивым образом хищницы просматривалась моя застенчивая и скромная жена. Хотя, признаться, я охренел когда ее увидел.