Неверный

— Я втянул? — Демид отряхивает пиджак и в последнее мгновение блокирует удар. — Это ты привел ее в вашу гнилую семейку.

— Она моя жена! — Рустам не слушает и поворачивается ко мне. — Сонечка, родная, пойдем отсюда. Пойдем домой.

Но не успевает сделать ни шагу, врывается охрана Ольшанского и скручивает ему руки за спиной.

— Рустам Усманович, мы вас всего лишь выведем из заведения, — говорит ему один из охранников, и я узнаю Андрея, которого в ресторане приняла за Демида. — Вы же все прекрасно понимаете. Давайте вы спокойно пойдете с нами и не будете создавать ненужных проблем ни себе, ни нам.

— Хорошо. Только дайте поговорить с ней, — хрипит Рустам и поворачивается к Демиду. — Не играй в конченного отморозка, Демид, или ты никогда не любил?

Ольшанский хмурится, бросает на меня непонятный взгляд и нехотя кивает.

— Если она захочет.

Делает шаг в сторону, и мы с Рустамом оказываемся один на один,

Муж пристально вглядывается в мое лицо, а у меня в грудной клетке все заходится от щемящей боли. Мы были самыми родными, а теперь стоим друг напротив друга далекие, как две галактики.

Я мечтала жить с ним и родить ему ребенка, а сейчас я пришла сюда с другим, чужим мужчиной. Потому что он выбрал другую. Чужую женщину.

«Что ты с нами сделал, Рустам? Зачем?» — хочется крикнуть. Но горло сводит спазм, и я даже если бы хотела, не смогла бы вымолвить ни слова.

Вдруг разбитые губы мужа вздрагивают, уголки тянутся в едва заметной улыбке.

— Не была, — сипло шепчет он, — ты не была с ним, Сонечка. Я вижу. И не надо, слышишь? Если только чтобы мне отомстить, то не надо. Не делай этого. Я тебя знаю, ты потом себя возненавидишь. Уходи от него, ты для него только средство для мести. Он давно меня достать хотел, а тут я сам ему такой подарок сделал. Ты лучше меня ненавидь. Но от него уходи. Все будет как мы говорили, ты будешь жить как хочешь и где хочешь. Год, два, пять. Я подожду. Буду столько ждать, сколько понадобится, чтобы ты меня простила. Соня, я же люблю тебя, ты не представляешь как…

Больше не могу это слышать. Ненавижу за то, что он это допустил. Разворачиваюсь к Ольшанскому. Его я тоже ненавижу. Потому что он знал. Знал и солгал. Чтобы отыграть как по нотам.

— Демид, увези меня отсюда, — говорю ровным голосом, хоть меня всю трясет. Рустам когда это слышит, начинает вырываться из рук охранников.

— Нет, Соня, подожди. Не верь ему. Что же ты делаешь, девочка, любимая. Демид, отпусти ее, забирай, что хочешь, только ее не тронь…

Накрываю руками голову, чтобы этого не слышать. Ольшанский цепко хватает меня за локоть и ведет в сторону, противоположную выходу. Выводит через хозяйственный двор, там уже ждет машина с запущенным двигателем.

Мы молчим, не говорим ни слова. Как только я попадаю в салон, начинаю рыдать и не могу успокоиться всю дорогу.

Перед глазами стоит Рустам с разбитой губой, в окровавленной рубашке, который во всем винит Демида, а меня умоляет вернуться. Неужели это правда? Он готов простить то, что я сбежала к Ольшанскому?

Я боялась встречи с ним, была уверена, что он начнет обвинять меня, возможно даже назовет шлюхой. Тогда было бы легче все разорвать. А он…