Розалия поежилась. Третий не говорил об этом вслух, но, очевидно, предполагал, что с ней произошло что-то подобное. Тяжелая болезнь сломила ее, но хаос каким-то образом будто воскресил. Не по-настоящему, конечно. Розалия ведь не умирала…
– Значит, буду искать всю ночь.
– Когда ты в последний раз отдыхал? – спросила Клаудия и, не дав ему даже рта открыть, ядовито добавила: – Исключая той ночи, когда ты заснул в обнимку с Пайпер.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, – бесстрастно отозвался Третий, не отрываясь от перевода древнего трактата. – Я лишь делаю то, что должен.
– И мы делаем лишь то, что должны. Не забывай, завтра тебе нужно показаться на пиру леди Эйлау. Желательно вместе с Пайпер, иначе она что-нибудь испортит.
– Она достаточно умна, чтобы не делать этого.
Не обратив внимания на умоляющий взгляд Розалии, направленный на нее, Клаудия прошла к дверям со слабо мерцавшими на них сигилами. Девушка остановилась, коснувшись одного из них тонкими пальцами, и пробормотала:
– Вот бы мы все были достаточно умны.
– Что? – уточнил Третий, но Клаудия ушла, громко закрыв двери.
– Она такая… страшная, – осторожно заметила Розалия, так и не притронувшись к еде.
– Она не страшная, – ласково ответил Третий. – Клаудия просто переживает за меня.
– Почему? Ты что, любишь ее?
– Я много кого люблю. Тебя и Киллиана – сильнее всех.
Розалии не понравился такой ответ. Она надулась, отодвинула поднос с едой и демонстративно сложила руки на груди. Но ее упрямство длилось меньше половины минуты.
– Почему она говорила о воскрешении?
Он наконец поднял голову и посмотрел на нее взглядом, который принцесса не сумела прочитать.
– Ты не помнишь?
– Чего?
Третий выдохнул, прикрыв глаза, и замер. Он никогда не был хрупким, но впервые показался ей таким. Будто состоял из тончайшего стекла, которое уже давно трескалось и лишь чудом не рассыпалось.
– Ты умерла, – наконец произнес Третий, все еще держа глаза закрытыми. – Ты умерла за полгода до Вторжения.