Лучшая фантастика

– Пикноклин, – машинально поправляет его Морено. – И мы миновали его тысячу метров назад. Это было… что-то другое.

– Подводное землетрясение?

Она наклоняется вперед, изучает панель управления.

– Транспондер "Сильвии" молчит. – Извлекает клавиатуру, начинает печатать. За бортом мерное чириканье эхолокатора становится полноголосым оркестром.

– Технический сбой? – предполагает Галик.

– Не знаю.

– Вы не можете просто им позвонить?

– А чем я, по-вашему, занимаюсь?

Акустические модемы, вспоминает он. С их помощью можно осуществлять голосовую коммуникацию при нормальных условиях – но что считать нормальным, когда Намака перемешивает фоновый шум самого дьявола? Здесь, внизу, профессионалы пользуются текстовыми сообщениями.

Однако, судя по выражению лица Морено, они тоже не работают.

Она сдвигает ползунок на панели управления; пуантилистическое морское дно уплывает, поворачиваясь вокруг невидимой оси, когда передатчики переключают оптическую ось с положения "Вниз" на положение "Вверх". На экране возникают статистические помехи и хаос; далекая поверхность отсвечивает метелью серебристых пикселей. Морено возится с фокусировкой, и водоворот размывается. Проступают более близкие, глубоководные черты. Морено всасывает воздух между стиснутыми зубами.

Высоко над ними что-то схватило термо… пикноклин, словно огромный ковер, и встряхнуло. Возникшая в результате волна поднимается сквозь морскую толщу, складка холодной плотной воды, которая восходит в эвфотическую зону, подобно подводному цунами. Она перемещается по экрану мощными стоп-кадрами, и ее продвижение меняется с каждым пингом.

Почти тысяча метров, от гребня до ложбины.

Она уже миновала "Пинагор", направляясь на восток. За ней шлейфом вихрятся и рассеиваются статические помехи, кластерные эхо, контуры которых смешиваются и распространяются дергаными инкрементами. Галик не знает, что это. Возможно, остатки Мусорной делянки, разрозненные фрагменты которой по-прежнему плавают в океане, хотя Намака уничтожила ее много лет назад. Возможно, просто пузыри и закрученная кавитация. Возможно даже, косяки рыб, тех немногих, что предположительно по-прежнему встречаются тут и там.

– Что… – начинает он.

– Замолчи. – В лице Морено – ни кровинки. – Это скверно.

– Насколько скверно?

– Замолчи и дай мне подумать!

Она снова опустила визор. Ее пальцы пляшут по панели управления. Масштабные линейки сжимаются и растягиваются, словно резина. Топография вращается и приближается, вперед, назад; пелагические складки становятся резкими и вновь размываются, по мере того, как Морено меняет диапазон. Ее шепот – черт, черт, черт – служит тревожным контрапунктом писку преобразователей.

– Я не могу найти "Сильви", – наконец тихо признается она. – По крайней мере целиком. Возможно, какие-то куски на восьмидесяти семи. Которые смыло.