Наконец под ними проявляется морское дно: светящаяся плоскость или грязевая равнина, в зависимости от выбора канала. Сонары поставляют больше информации, но после всех этих пикселей убогий участок пепельно-серых отложений в свете прожекторов – долгожданная картина чего-то
Морено направляет суб влево. Грязь сменяется камнем; камень вновь скрывается под грязью. Выросты и выступы вырываются из ила под странными углами, словно накренившиеся столешницы с зазубренными краями. Конкреции кобальта и марганца рассыпаны повсюду, словно заржавевшие монеты, раскиданные древним кораблекрушением. И повсюду
И все эти существа бесцельно дрейфуют. Ни одно не движется самостоятельно.
Галик поднимает визор, смотрит через рубку.
– Они все мертвы?
Морено хмыкает.
– Что могло их убить?
Возможно, сероводород. Вся эта область усеяна холодными просачиваниями и черными курильщиками – в них источник минерального богатства Клиппертона, – но Галику все равно не по себе при виде такого опустошения посреди охраняемого заповедника.
Не снимая шлема, Морено пожимает плечами.
– Возможно, переместилась мертвая зона. Крупные пробки бескислородной воды теперь несколько раз в год доходят сюда от континентального шельфа. Такая пробка может за ночь удушить целую экосистему.
– Вот дерьмо.
– Точно, – равнодушно соглашается она. – Просто трагедия.
Галик изучает ту часть ее лица, что на виду, ничего не может прочесть. Сдается и тоже опускает визор.
Что-то ждет его.
Сигнал мощный, всего в нескольких градусах по правому борту. Что-то крупное на дне вроде выступа, но более правильной формы. Эхо от него сильнее, чем от простой базальтовой глыбы.
– Это кусок модуля? Пятьдесят метров, ноль двадцать восемь?
– Нет.
– Однако похоже на металл.
Морено молчит.
– Может, нам стоит его проверить. Просто на всякий случай.