Вождь является вместе с часовыми. Свет факелов и темный плащ только подчеркивают мрачное выражение его лица, грудь тяжело вздымается, а мысли кажутся такими ясными, как если бы он прорычал вслух: "На этот раз пощады не ждите!"
– Взять их. – Вот и все, что он говорит.
Начинается потасовка, песок летит во все стороны, пламя факелов дрожит в налетевших порывах ветра, но вскоре все успокаивается. С одной стороны часовой держат Нату, с другой – Тасе.
Вождь сначала поворачивается к нему, склоняется над ним. Он поднимает руку и наотмашь бьет сына по лицу. Слышится хруст сломанного хряща.
– Просто отдай меня богам, – говорит Тасе, впервые его голос звучит громко, но нечетко из-за крови, соплей и слюны. – Отдай меня, чтобы этот кошмар закончился для нас обоих.
Наступает тишина, нарушаемая лишь шуршанием песка, который поднимается в воздух, вихрь теперь уже виден вдали, он постепенно набирает силу, словно ураган внутри урагана. На фоне оранжевого горизонта, освещенного лучами восходящего солнца, он похож на ревущий призрак черного ветра.
– Нет, – говорит Вождь, глядя на приближающееся облако. – Нет.
В эту минуту никто уже не обращает внимания на Нату, и она пользуется этим.
Она бросается вперед, очень быстро, вырывается из рук часовых, настолько стремительно, что их ноги не успевают обрести точку опоры в сыпучем песке. Она начинает удаляться от них мелкими шажочками: один шаг, пять шагов, и вот она уже слишком далеко. Они кричат ей в спину проклятия, называют безумной, сумасшедшей девчонкой, эгоисткой, которая ставит под угрозу всю Исиуву, но она не слушает их и не сводит глаз с такого восхитительного, восхитительного света впереди.
Ната впервые видит вихрь своими глазами, до этого она только рисовала его в своем воображении, когда слушала рассказы мамы. Вождь был прав, называя его дыханием богов, потому что внутри его заключены гром, молнии и свет, его обнимает ветер, бушующий внутри его, а снаружи окружают одеяния из песка, пыли и мусора. Он движется, как облако, но только очень сердитое облако. Теперь, приблизившись, он ревет, ревет так, словно состоит из одного только рта. Песок позади него шипит, как бесконечная мелодия флейты, как оркестр из сотен разных свистов, как сонм змей.
Это восхитительно.
Она замирает прямо у него на пути и оборачивается, стена из света, звуков и пыли оказывается прямо у нее за спиной. Вождь и часовые прекращают погоню и отступают, стараются уклониться от ветра. Двое часовых держат Тасе. Они так далеко, что Ната не видит их лиц, но свет их дрожащих на ветру факелов, их позы говорят ей обо всем: она – полное ничтожество, она разрушила все то хорошее, что создала Исиува.
"Да, – думает она. – Да".
Но как же Тасе?
Она делает шаг вперед, затем еще один, надеясь, что он поймет. Она делает еще один шаг. Ветер следует за ней, но она все равно продолжает идти, старается выиграть время, напоминая себе, что она может все исправить,
"Пожалуйста, – думает она, глядя на Тасе, пока он неподвижно стоит между двумя часовыми. – Пожалуйста".
И он слышит ее в ту самую минуту, когда она ощущает, как волосы у нее на затылке начинают подниматься в ответ на завывания ветра. Тасе реагирует на ее призыв. Он начинает извиваться, выскальзывает из рук часовых и бежит прочь. Часовые слишком потрясены происходящим и не успевают ничего предпринять. Тасе сбрасывает с себя плащ, пока бежит по песку, его черная кожа сливается с ночной тьмой. Его отец Вождь следует за ним, карабкается по песку, выкрикивает его имя, по бокам от него колышется пламя факелов часовых.
"Да, – думает Ната. – Да".
В эту минуту вихрь времени, богов, возможностей, свободы наклоняется и принимает ее в свои объятия. Песок заполняет ей глаза, рот, нос, уши. Ее кожу начинает слегка пощипывать, и она чувствует, как ее ноги отрываются от земли.
Но ее рука все равно остается вытянутой.