По правде говоря, мне не следовало обманываться. Сефиза ни за что на свете не придет ко мне…
Вдруг мне показалось, что я услышал вдалеке тихие звуки скрипки. У меня участился пульс, но я заставил себя успокоиться. Быть может, мне так хотелось услышать игру девушки, что воображение сыграло со мной злую шутку? И все же мало-помалу мелодия становилась все отчетливее, звучала в унисон с моей музыкой – и это убедило меня в том, что мне не мерещится.
Сефиза…
Я закрыл глаза и выдохнул – сам не заметил, как задержал дыхание, – чувствуя одновременно облегчение и изумление. Звук медленно приближался.
Теперь Сефиза, скорее всего, находилась в моей комнате, всего в нескольких шагах от меня. Однако я не оборачивался, борясь с собой, и продолжал снова и снова играть сочиненный мною отрывок.
Именно под эту мелодию танцевали наши фантасмагорические двойники в одном из видений – и это был их первый совместный танец. Именно эта музыка звучала во время нашего пребывания в лабиринте покрытых снегом колонн. Именно она объединила нас несколько лет назад, когда мы еще ничего не знали друг о друге…
Раньше я думал, что сам сочинил этот мотив, но я ошибся.
Именно на этой мелодии держалась связь между нашими душами.
Эта музыка сильнее ненависти Сефизы, могущественнее, чем ее жажда мести и ее обещания. Она связывала нас вопреки всему.
Я внезапно понял, что, обратившись к единственному светлому моменту, связывавшему нас с Сефизой, поступил очень вероломно и нечестно. Вот только у меня не было выбора…
Еще несколько минут мы позволяли своим инструментам говорить за нас, не думая ни о чем, кроме красоты музыки, а потом я наконец решился. Доиграв последние ноты, отнял руки от клавиш и замер, не решаясь повернуться к девушке.
Она пришла, и только это имеет значение.
От одного ее присутствия мне стало лучше.
При этом, как ни парадоксально, меня все сильнее охватывала неловкость, по мере того как затягивалось молчание: присутствие в комнате Сефизы выдавал лишь едва уловимый звук ее дыхания.
– Я хотел бы вернуть тебе все, что забрал у тебя, – прошептал я наконец, судорожно прижимая кончики пальцев к краю рояля.
– А я хотела бы увидеть, как ты тысячу раз страдаешь, – глухо ответила Сефиза. – Так что мы редко получаем желаемое.
– Ты в этом уверена?
Разве моя природа и мой нестабильный организм не удовлетворяли желание Сефизы? Я не понаслышке знал о физических страданиях, и девушка имела возможность увидеть это своими глазами совсем недавно, когда мы находились в оранжерее.
В конце концов я повернулся и невольно моргнул от изумления: Сефиза стояла на пороге моей комнаты, держа в одной руке скрипку, а в другой смычок, сжимая его большим и указательным металлическими пальцами. Волосы мокрые, ноги босые. Из одежды на девушке была только тонкая ночная рубашка, глаза пылали гневом, горечью и покорностью судьбе.
– Может, я и пришла, но моя ненависть к тебе осталась неизменной, – напомнила она.