Симфония времён

Мне нужно ее увидеть.

Сефиза…

Только она способна подарить мне несколько мгновений спокойствия и умиротворения… И лишь она может вынудить меня взглянуть в глаза чудовищу, которым я являюсь, толкнуть меня в пучину чувства вины.

Не важно. В конце концов, ради того чтобы получить первое, я могу вытерпеть второе.

Весь вечер я находился рядом с Сефизой, не имея возможности поговорить с ней, даже посмотреть на нее – и это было настоящей пыткой. Однако оказалось, что это мучение – ничто по сравнению с угрызениями совести, охватившими меня, когда мы оказались в другом мире, где Сефиза принялась перечислять мои прегрешения.

Тяжкие.

Невыносимые.

Непоправимые…

Не существовало никакого способа исправить все зло, что я причинил, но сдаваться я не хотел.

Неделю назад я уже пытался искупить свои грехи: отказался от борьбы и спокойно принял грудью клинок Сефизы. Однако девушка по какой-то неведомой мне причине передумала и, прибегнув к помощи каких-то загадочных сил, в последний момент спасла меня от смерти.

Этим удивительным поступком она дала мне шанс на искупление, хотя сама предпочитала это отрицать. И теперь, когда моим глазам открылась вся тяжесть и глубина совершенных Империей злодеяний, я в полной мере был готов воспользоваться этим шансом очиститься, пусть и через боль.

Гефест ошибся, ожидание ничего мне не даст.

Мои преступления слишком ужасны, и ненависть Сефизы ко мне так просто не уляжется, ее праведный гнев слишком силен, и так просто его не унять.

Я приказал легионерам, дежурившим у дверей ее покоев, уйти на ночь, чтобы девушка могла свободно выйти – несмотря ни на что, я был уверен, что ей хочется свободы. Вообще-то мне следовало отказаться от желания ее увидеть, от стремления больше узнать о другой жизни, в которой тот, другой я, пришел к столь печальному, и в то же время столь прекрасному финалу.

Тем не менее в глубине души я лелеял надежду, что отсутствие стражи подтолкнет Сефизу не к побегу из дворца, а к двери моих покоев.

Всем сердцем, всей душой я пытался позвать ее, скрипачку, которая когда-то неизменно отвечала на мою музыку, поскольку отчаялся достучаться до девушки, которую почти уничтожил.

Во время бала бесподобное пение ее скрипки совершенно меня очаровало и лишило покоя; я до сих пор слышал душераздирающую игру Сефизы и хотел, чтобы она так или иначе об этом узнала.

Но больше всего мне хотелось вместе с ней вернуться в те таинственные края, где я был просто мужчиной и на моих плечах не лежал тяжкий груз, а мрачные тени не заслоняли мое сознание, не мучили совесть.

Я стал зависим от этих видений, от безмятежности и счастья, которые смог обрести в той несбыточной реальности. Я нуждался в новой порции этого умиротворения, чтобы и дальше выносить тяжесть жизни в реальном мире, в этой клетке, прутья которой сжимались вокруг меня, грозя раздавить…

Конечно, глупо было мечтать о том, что Сефиза может появиться на пороге моей комнаты. Гефест отдалил от меня Сефизу, полагая, что ее отсутствие не будет иметь никаких последствий, однако он понятия не имел, в какую темную бездну я погружался, расставшись с ней.