Храм Темного предка

22
18
20
22
24
26
28
30

– Путь – пять-шесть часов, – ответил проводник Имин Хислат, наворачивая остатки холодного шашлыка и прикладываясь к своей фляге. – Выше в горах уступ. Крутой подъем. Приезжие не знают и не ходят – Владыка Неба виден там лишь при ясной погоде, при особом свете. А чуть даже маленькие облака набежали – скроется из глаз в пелене. Чего вы забыли наверху? Доберемся к закату, а вдруг тучи? И все зря. Сумасшедший дурак кричал насчет какого-то грота. Я бывал в тех местах несколько раз, нет там никаких пещер и не было никогда.

Полковник Гущин едва не уронил бумажную тарелку – снова-здоро́во! Нет ничего!

– Вы не могли бы хоть сейчас не бражничать? – строго спросил он проводника, буквально обрубившего им крылья своим заявлением.

– «Даже гору напоишь – запляшет она. Только круглый дурак может жить без вина!» – учил великий Хайям. – Проводник встряхнул флягу над ухом. – Мне две бутылки дорогой водки с вас при расчете кроме долларов и тенге. – И, глянув на опутанного веревкой мрачного Адиля Кашгарова, добавил бессердечно: – А безумца к моему скакуну привяжем. Не сбежит. Я до сих пор не пойму – зачем он меня зарезать хотел?

– Речка наша в том месте протекает? Кстати, ее название? – уточнил Гектор.

– Тарим-дарья. Возле уступа ее исток, она рождается из горной утробы на свет, течет вниз, – проводник кивнул на заросли, откуда слышался шум реки. – Увидите. Очень красиво. Скалы. Но идти нам не берегом, тропа вьется лентой в горах, исчезает в лесу.

– Исток реки всегда четко помечается на географической карте, – шепнул Гектор Кате, когда они двинулись в путь. – Юрий Велиантов купил себе крупномасштабную карту района Хан-Тенгри. Ты была права, возможно, именно указание на исток Тарим-дарьи он отыскал в записках профессора на даче в Вешняках. Он шел на поиски не вслепую, сверялся с топографией. Кашгаров упомянул – его родители детьми видели у Велиантова карту.

Гектор и Катя намеренно держались позади процессии – их маленький караван все больше и больше выглядел пародией на «настоящую экспедицию», несмотря на все сопутствующие трагические и опасные обстоятельства. Во главе шествовал проводник, уже сильно навеселе, за ним на его низенькой пузатой лошаденке рысцой трясся полковник Гущин. Он долго примерялся, как взгромоздиться на коня, но все же справился с задачей и теперь покачивался в седле, уверяя громко: «Я в порядке, приноровлюсь». У его стремени вышагивал Горбаткин, опираясь на суковатую палку. К лошаденке длинной крепкой веревкой Гектор и проводник сзади привязали Кашгарова. Гектор его тщательно обыскал. Опутанный по рукам Кашгаров шел, выпрямившись, лошаденка порой сильно дергала его вперед, и он силился устоять на ногах. Бредовый вид «пленника, влачимого всадником» напоминал Кате кадр из боевика, поражая крайней нелепостью. Она и Гектор замыкали шествие. Гектор держал в поле зрения всех – особенно Кашгарова и… притихшего орнитолога.

– Шад, – окликнул он Адиля. – Откуда ты узнал про наши поиски проводника?

– Из машряпа мне вчера ночью слили, – хрипло ответил тот. – Я им пару лет назад специально пожертвовал на мечеть. Нанял человечка. Он мой смотрящий в машряпе и прежде докладывал про всех чужаков.

– Ты ж постоянно торчал в Москве. Кой черт тебе в его доносах?

– Я бы все бросил и первым рейсом сюда, зачищать любопытную мразь, – ответил, не оборачиваясь, Адиль.

Со склона, заросшего елями, открылся вид на реку – тонкая серебристая нитка среди камней. Они надеялись, что после завтрака туман окончательно рассеется. Он заметно поредел, но его клочья плавали среди толстых стволов деревьев. Тропа повернула, они поднимались, удаляясь от реки. На обочине – желтая сухая трава, впереди – темная чаща. Они вошли в густой хвойный лес и… словно пересекли невидимую черту. Катя ощутила, насколько ей трудно дышать во влажном тумане. Миновал час. Еще час. Лес – бескрайний, древний, черный… Он обступал их со всех сторон. Катя думала – они бы давно заблудились без проводника. И тропа исчезла в осыпавшейся хвое. Катя прислушалась – тишина мертвая. Неужели здесь, в зловещей мгле пропавшая экспедиция искала свою Синюю птицу? Гектор взял ее за руку. Не отпускал. Катя поняла – он думает о том же: разгадав лишь часть тайны, они даже не приблизились к основному – кто отравил Краснову, забил до смерти гонца-«мула» и вдову Осмоловскую? Если не Кашгаров – а он это напрочь отрицает… Если не Горбаткин – тот тоже все отрицает… Но что сейчас важнее? Найти убийцу или отыскать грот с его гибельной тайной? Гектор выбрал для них всех – он же их лидер – второе. Но не является ли его выбор прямым игнорированием нависшей над ними опасности? Если убийца на свободе и тоже рвется завладеть содержимым грота? Ее муж бесстрашен, он уверен в собственных силах и опыте. Она должна сейчас полностью положиться на Гека или все же оставаться самой начеку? Правда, от нее мало проку… Но все же она ринулась в схватку с Кашгаровым! Пусть спасение от него проводника взбодрит ее дух.

– Как тебе наше свадебное путешествие? – шепнул Гектор, словно подслушав ее мысли.

– Потрясающе, – ответила Катя, задыхаясь от крутизны. Он наклонился и забрал ее рюкзак, несмотря на ее сопротивление. Закинул себе на плечо в довесок к своему – большому и тяжелому.

– Чертова чащоба кончится или нет? – нервно спросил проводника полковник Гущин, оглянулся на «пленника» – Адиль влачился за ним, натягивая до отказа веревку.

– Тенгри-Таг, по-нашему Горы Духов, – ответил проводник. – Где снега – Верхний мир, а здесь Нижний – царство демонов, стражей Хан-Тенгри. Про них у нас сказки рассказывают и про темный, опасный лес. Плохой. Старики говорят – и раньше сюда не совались. Боялись люди.

– Кого? – осторожно осведомился орнитолог Горбаткин.

– Вашего здешнего каннибала, да? По кличке Жегич? – вставил Гущин.

– Жегич – второе прозвище Дэв-хана, сумасшедший дурак орал про него, – ответил пьяный проводник. – А я маленьким слыхал в детсаду и в школе сказки о нем, его казни и его демоне. Он отнимает у людей разум. Сеет тьму. Но лес и горы, по легендам, и до Дэв-хана слыли запретными. Очень давно… на деревьях люди находили содранную кожу и головы тех, кто рискнул ослушаться. Они висели на ветках, их прибивали к стволам елок.