Нэнси делает глубокий вдох; холодный воздух щекочет ноздри. Она чувствует взгляды полицейских, понимает, что ее ждут, и ощущает почти физическую боль.
Когда она узнала о трагедии, то послала карточку с соболезнованиями и пару писем, предлагая свою помощь, на случай если несчастной матери нужно будет выговориться, — но ответа не получила.
И на самом деле не рассчитывала на него.
Инспектор Мэнверс терпеливо ждет. Нэнси, отдышавшись, выпрямляется, и он спрашивает:
— Вы уверены, что справитесь?
После ее кивка поворачивается и идет к дому. Она — за ним. Страх — чистый, беспримесный ужас — свил гнездо в животе.
Входная дверь дома Коттеров покрашена — единственная на этой улице: дешевая белая эмаль поверх оригинального бледно-голубого поливинилхлорида. Но и сквозь краску просвечивают тени слов: обвинений, намалеванных из баллончика с аэрозолем.
Инспектор Мэнверс стучит в дверь. Кажется, что проходит вечность, прежде чем в замке поворачивается ключ.
Короткие ногти больно впиваются в мякоть ладоней. Дыхание учащается, пульс тоже, сердце стучит в ребра.
Дверь открывается: на пороге, опираясь на палку, стоит старуха. Нэнси не помнит ее лица, но догадывается, что это, наверное, бабушка Эви. Кажется, они виделись в день, когда Эви покусали осы; правда, тогда это была еще на старая женщина, живая и энергичная.
Разглядев людей в полицейской форме и узнав инспектора Мэнверса, старуха вскрикивает, непроизвольно вскидывая руку к горлу, и, покачнувшись, приваливается к косяку.
— Сюда, Холт, — шипит инспектор подчиненной. — Живее.
Констебль Холт, кашлянув, подходит к женщине, подхватывает ее, чтобы та не упала, и вместе с ней входит в переднюю.
Нэнси по-прежнему стоит на площадке. Инспектор негромко говорит что-то Аните Коттер, но медсестра не может разобрать ни слова: в голове какой-то белый шум.
Через пару минут все уже в доме. Сначала констебль Холт бережно уводит Аниту в комнату, потом инспектор жестом приглашает в переднюю Нэнси. Та входит и тихо прикрывает за собой дверь.
Они проходят в гостиную, где в углу дивана съежилась другая, молодая женщина, больше всего напоминающая призрака. Когда-то темные, волосы посерели от седины, кожа высохла, словно из тела вытянули все соки.
Потухшие глаза оживляются при виде инспектора Мэнверса, и Нэнси понимает, кто перед ней.
В гостиной тесно и почти темно — шторы на окнах задернуты, жалюзи опущены, свет едва просачивается с улицы. На полу вдоль двух свободных от мебели стен лежат аккуратные стопки газет — на верхних из них видны фотографии Эви и те самые заголовки.
Инспектор Мэнверс представляет своих спутников.
— Я Анита, — тихо говорит старшая из женщин. — Ну, а мою дочь вы знаете.