— Так, — спокойно сказал Назаров. — Что это было? Дымов.
— Виноват, товарищ командир, — пробурчал Кроха. — Я вот только у старшины первой статьи Доронина воды немножко попросил, умыться, на вахту заступать, а он сказал, что чуть-чуть попозже. И все.
— Во! — сказал мичман Карпов. — Как те сварщики: «Он мне металлом за шиворот капнул, а я ему: никогда, пожалуйста, так больше не поступай…» — Посмотрел на командира, сделал вид, будто ничего не сказал, и закрыл дверь.
— Доронин.
— Виноват, товарищ командир… Насчет воды.
— Разговор насчет воды. А что делает при сем дежурный?
— Слушает, — улыбнулся Шура.
Назаров показал ему два пальца и пояснил со значением:
— Два.
— Есть два наряда, — флегматично ответил Шура.
— Мало, — сказал за дверью мичман Карпов и опасливо засопел.
Кошки на кораблях дохнут: не хватает чувства юмора. Очевидно, из этих соображений в кубрике считают, что хорошо смеется тот, кто смеется все время. А если случится поругаться — то уж покричат.
— Покричать — это хорошо, — заметил Доктор, когда любопытные расходились. — Язвы не будет.
Охранив таким образом себя от язвенной болезни, улучшили и настроение. Иван спустился в машину и собственноручно качнул Крохе воды. Поужинав, спустили на воду шлюпку, на которой шли в гонках прошлого года. Рассуждая логически, она была лучше других: суше, легче, выше сидела, и вообще, можно было назвать тьму качеств, присущих лишь ей одной; семь лет подряд, от самого своего рождения, она была первой на гонках в День Флота. Но еще до команды «Навались!» они почувствовали почти неуловимое
Остальные две шлюпки были старее и плоше.
«Сто восьмой» собирался гоняться на новенькой шлюпке, полученной в мае.
Новейшая шестерка! Легкая, звонкая, абсолютно сухая!
Ничего…
Весла постанывали в станке, запасая упругость и злость.
А пока занялись упорами для ног. На берегу возле слипа торпедных катеров нашли хорошие доски, прихватили инструмент и влезли в растянутую на фалинях шлюпку. Шлюпка, лишенная весел, вертко раскачивалась на мелкой волне; забытые на планшире гвозди скатывались в воду.