Боцман посмотрел на Шурку, как петух, — одним глазом.
— Эге. Шлюпку к спуску.
— Шлюпка на воде.
Боцман крепко дунул в ноздри и шагнул в командирский коридор. Вышел от командира, ткнул Блондину чемоданчик:
— В мою каюту. Весла разобрать! Гребцам в шлюпку!
Ввиду неясности ситуации (победа или траур?) Кроха выдал боцману «смирно» вполсилы.
Протянулись вдоль борта и мимо якорной цепи выкатились на тихую воду. Разобрали легкие пугливые весла.
— На воду!..
Загнутые лопасти молча вцепились в воду. Пошли, проворачиваясь («Как ложка в миске!» — учил когда-то боцман), ощутимо выталкивая шлюпку вперед, чуть изогнулись — и вдруг спружинили, откинулись в конце гребка…
— …Раз. Хоп!
Вцепились снова, поволокли быстрее…
— Хоп!
Мгновенное боцманское «хоп» задавало начало гребка, тот удар пульса, по которому шесть лопастей уголком хватают воду.
— Разин! Тян-нуть! Карл, рано! А ну! Навались!! Но-о!!. Дали!
Весла, умницы, порхали; белые, свежие, кромсали темную предвечернюю воду без следа, без всплеска, и только шесть крутых воронок закручивались за кормой.
— …Суши весла! Дунай, на руль.
Не верит, старый бес: дай-ка сам изломаю… Пожалуйста!
Шурка мигнул Ивану, надел берет.
Боцман сбросил фуражку и отцепил галстук.
Его иногда звали Медвежонком: столь похож был продолговатой спиной, короткими ногами и неизведанной силы лапами.