– Теперь, когда вы упомянули об этом, я начинаю что-то вспоминать. У меня должна быть где-то копия снимка, – сказал Фергюсон, перебирая ворох бумаг на своем столе. Элизабет задалась вопросом, является ли содержание стола в ужасающем хаосе требованием для редакторов «Геральд». – Я действительно восхищаюсь вашим прогрессивным духом, – сказал Фергюсон, хватая случайный лист бумаги и вглядываясь в него, прежде чем бросить обратно в стопку. – Но люди читают подобные истории из-за похотливого трепета. Если они хотят изучить моральные недостатки общества, они посетят лекцию.
– Я отказываюсь верить, что люди настолько бессердечны, какими вы их изображаете.
Редактор пожал плечами, продолжая копаться на своем столе.
– Вы намного моложе меня. Возможно, когда вы будете в моем возрасте…
– Я разделю ваш пресыщенный взгляд на природу человека?
– Продавая газеты, вы не помогаете людям узнать друг о друге получше. Ах! – воскликнул он, высоко поднимая фотографию. – Вот она! Да, действительно, – сказал он, изучая снимок. – Довольно странный символ. И вы верите, что он связан с ее смертью?
– Он был выгравирован у нее на шее. И это была единственная рана на ее теле.
Фергюсон расхаживал по кабинету и поглаживал свою бороду, которая была такой же темной, как и его брови.
– Нам нужно выяснить, что означает этот символ.
Раздался стук в дверь. Редактор распахнул ее и увидел детектива-сержанта О’Грейди с решительным выражением лица.
– Мистер Кеннет Фергюсон?
– Да. Чем я могу вам помочь?
– Детектив-сержант Уильям О’Грейди, столичная полиция, 23-е отделение.
– Доброе утро, офицер, – вежливо поздоровался Фергюсон. – Вы не зайдете? Позвольте мне представить…
– Мы уже знакомы с этой леди. Здравствуйте, мисс ван ден Брук.
– Доброе утро, сержант О’Грейди. Как любезно с вашей стороны избавить меня от поездки в ваш участок.
– Неужели я действительно это сделал? – сказал он, склонив голову набок. – Избавил вас от поездки?
– Да. Я как раз собиралась навестить вас.
– В самом деле?
Фергюсон вынул изо рта окурок сигары и неубедительно улыбнулся.