Неужели я все‑таки схожу с ума? Тогда нужно бежать отсюда прочь. Страшно, что может статься со мной.
Помоги мне, мама! Помоги принять верное решение.
* * *Вчера кое-что произошло. Для меня кое-что изменилось. И – впервые за долгое время – в хорошую сторону. Или нет? Ох, я не знаю. У меня горит лицо, горит вся кожа. И, кажется, даже изнутри. То вдруг бросает в дрожь, но не ледяной озноб, а как будто прохладный апрельский ветерок налетает на разомлевшее тело.
И все повторяется.
Сегодня я никак не могу сосредоточиться на уроках. Пани Ковальская даже раскричалась, когда я не услышала, что она вызывает меня отвечать у карты. Все, чего мне хочется, – это смотреть в окно, на горящую листву, на увядающие клумбы. И улыбаться тихонько, чтобы никто не мог видеть мое лицо.
А еще я ужасно хочу, чтобы снова наступило утро воскресенья. Я тогда проснусь раньше всех. Или даже совсем не стану спать. Наверное, я даже не смогу сомкнуть глаз. Ох, боже, я уже волнуюсь! Как мне прожить неделю?! Все догадаются, и я просто умру от стыда! Мне кажется, девочки уже начали подозревать, что со мной неладно.
Хотя… Я же сумасшедшая, ха-ха! Я просто стала еще немного безумней, чем обычно. Но это секрет!
* * *Однажды я сгорю со стыда. Сначала никто ничего не заметит, а внутри меня полыхнут угли. Истлеют все органы, свернется от жара кровь. Но я буду улыбаться, пока моя кожа не покроется зольными лепестками и не осыплется на землю. Из меня получится недурное удобрение.
Не знаю, какая дурная муха меня укусила. На что я вообще могла надеяться в то время, когда рядом со мной всегда находится такая красота? Что вообще красота? Раньше я смотрела на нее и полагала, что она дар для меня. Что я могу бескорыстно наслаждаться чужим совершенством и гордиться тем, что могу коснуться его рукой. Гордиться дружбой с красивым созданием. Но теперь…
Я не собиралась ему улыбаться. У меня не было какого‑то плана, да и надежд никаких тоже. Просто я увидела его лицо, его по-девичьи застенчивый румянец и контраст персиковой кожи с белоснежным воротничком, и на меня вдруг что‑то нашло, налетело, накатило. И вот я стою в дверях костела, как дурища, и улыбаюсь ему. А он смотрит поверх моей головы. На настоящую красоту. Я прочитала в его взгляде чистый восторг и почувствовала, что умираю.
Как можно быть такой глупой? Хочу исчезнуть, пока никто не узнал о моем позоре.
* * *В моей душе нет места для ненависти. Там нет места мраку. Я не стану желать никому зла.
Мама, знала бы ты, как сильно я страдаю! Как хочу вырвать из груди собственное сердце и вышвырнуть его в окно! Пусть не бьется.
* * *Я успела испугаться, что потеряла Магду навсегда. Я проснулась, а ее не было на месте. Небо темное, свет еще нигде не горит. А кровать холодная, простыни смяты, будто она металась всю ночь в лапах кошмара.
Чья‑то рука (мама, я знаю, что она твоя) подвела меня к тому окну. Оно выходит на лес, и видно самое начало дороги, по которой мы ходим в деревню каждое воскресенье. Туман вился у самой земли, лаская последнюю зелень. Деревья покачивали остатками сусального золота. Прекрасная картина.
И тут вышли они. Он заметно выше ростом, отчего она казалась прекрасной хрупкой принцессой. Хотя кого я обманываю – она и есть принцесса. Все это знают. Даже Данка.
Он протянул руку к ее щеке и коснулся ее. Мне было видно, какие у них розовые лица, словно их касался отблеск внутреннего огня. Я тоже горела, но этого так никто и не увидел. И хорошо.
1924–1925. Зеленая кровь
Те, кто утверждает, будто первая любовь – прекраснейшее из чувств, либо полные идиоты, не способные к рефлексии, либо люди с отвратительным чувством юмора. Первая любовь, вероятно, самый травмирующий опыт, который переживает личность. Мало кому везет, большинство проходит сквозь ад.
На что это похоже? Представьте себя тряпкой в руках деревенской прачки: сначала она окунает вас в воду, а потом со всей дури колотит о камни. Вытравливает щелоком. Выжимает все соки. Снова в живительную воду. И по кругу.