Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

А недавно она снова вышла замуж, и Богдан Львович стал полноправным хозяином отцовского дома.

Хорошо, сейчас я почти готова понять – она полюбила другого. Этого бездарного хлыща с самомнением кардинала, пускай. Пускай она была слепа и не видела, какой невероятно добрый, мудрый человек был ее муж. Пускай! Но она продолжала лгать и лгала все это время, только чтобы жить без забот в богатом доме и тратить деньги на блестящее барахло и тряпки. И пусть не болтает, что делала это ради меня. Я не верю.

Провожу языком по верхним зубам. Магда в зеркале повторяет хищное движение. Я нормальна. Я никому не могу причинить настоящего зла, что бы мне ни снилось.

Общая молитва звучит жидковато в полупустой столовой. Звон вилок и разговоры оставшихся пансионерок тонут в ватной тишине. Что‑то давит сверху, как тяжелая ладонь. Мария и Клара светло улыбаются мне через стол. Под столом они держатся за руки.

Из уроков сегодня осталась одна литература. Пани Новак так расстроена, что почти все время просит нас читать вслух и задумчиво смотрит в окно. К концу урока у меня пересыхает во рту и саднит горло. По мне, так если читать, то молча и в одиночестве.

Все остальное время можно провести в библиотеке. Мне предстоит выдержать сложный экзамен по истории, чтобы поступить в университет. Поэтому я раскрываю папку с вырезками так, чтобы время от времени смотреть на фотографии студенток – у них ведь получилось! – и обкладываюсь книгами и тетрадями.

Здесь тихо. Сегодня никого, кроме меня, не прельщает возможность позаниматься. Кажется, я пропустила звонок на обед, но это не страшно. Свет ламп незаметно становится ярче, сумерки заостряют линии за окном. Поднимается ветер.

Пересчитываю исписанные конспектами листы. Неплохо для одного дня. Я убираю ненужные книги на место и уже собираюсь уходить, как возле меня почти бесшумно появляется девчонка.

– Панна Тернопольская?.. – Первогодка поблескивает стеклами очков, застенчиво переминаясь с ноги на ногу.

– А, это ты, Сара, – улыбаюсь ободряюще. В прошлый раз я накричала на нее, и мне до сих пор немного неловко. Малявке и без моих нервов несладко приходится. – Что такое? Опять обижают?

– Что? Не-ет, я не… Все разъехались почти. Я тоже скоро. Уеду.

– Тогда зачем пришла?

– Ваша подруга передала вам записку. – С этими словами она протягивает мне сложенный вчетверо тетрадный лист.

– Подруга? – немного не понимаю я.

– Одноклассница ваша. С такими светлыми волосами, стрижеными.

– А, это Мария. – Я разворачиваю листок и пробегаю записку глазами.

Не нужно объяснять, какую комнату имеет в виду Мария. И я не вполне уверена, что хочу и готова узнавать о ней что‑то новое, пусть даже и важное. По мне, так пусть бы она сгорела дотла, пусть бы ее вовсе не было в этом доме. От нее все зло. Но мне не хочется обижать Марию, особенно теперь, когда мы только начали снова нормально общаться. Она всегда любила мистические штуки, читала все книги, где был хоть намек на то, что существует скрытая реальность, недоступный простым смертным мир. Выйду, пожалуй.

– Еще та девушка сказала, что это срочно и чтобы вы поторопились, – лепечет Сара, потупив глаза.

– Хорошо, хорошо. Можешь мне немного помочь? С меня пирожное.

– Да я и просто так… – вспыхивает малявка. – Что мне сделать для вас?