Я равнодушно пожал плечами, забыв о порезе теперь, когда она подошла ближе. У меня никогда не было возможности рассмотреть ее при надлежащем освещении. Она была еще прекраснее, чем при свете камина. Ее каштановые волосы были собраны в низкий хвост, гладкий, как шкура выдры. У нее были две родинки на шее и одна на нежной раковине уха. Кто-то должен заказать портрет этой женщины. Маслом на холсте, возможно, сидящей в оранжерее Casa Nera или в библиотеке.
Она неодобрительно посмотрела на мою руку, доставая марлю из маленького шкафчика рядом со смотровым столом.
— Ты знаешь, почему я здесь, не так ли? — спросил я.
Слабый румянец окрасил ее щеки.
Она быстро взяла себя в руки, не подозревая о том, что ее восхитительное лицо было так же легко читать, как мою любимую книгу.
— Тебе очень хотелось увидеть, на что похожа неотложная помощь случайным субботним днем?
Ее смелая попытка развеять напряжение заставила меня улыбнуться. Я покачал головой.
— Попробуй еще раз.
Она вздохнула и подтянула к нам маленький столик на колесиках, положив на него мою руку. Честно говоря, мне было наплевать на то, что мне перевяжут руку, но ее добровольное прикосновение было приятным.
— Признайся в своих грехах, Шарлотта. Ты из тех, кому становится легче, когда они делают это. — посоветовал я ей.
Она тяжело сглотнула, и ее глаза на секунду встретились с моими, прежде чем метнуться в сторону.
— Я не понимаю, о чем ты.
Моя раненая ладонь в мгновение ока крепко обхватила ее руку.
— Не лги мне. Никогда. Не. Лги. Мне. — мой тон был убийственным.
Она побледнела. Мои пальцы нащупали пульс на её запястье, и он бешено затрепетал под хрупкой кожей.
— Это была ты или Люси?
Ее румянец сказал мне все, что я хотел знать.
— Признай и покайся, — приказал я ей. — Пообещай мне, что проследишь за тем, чтобы это никогда не повторилось, что ты запрешь ее, если она попытается пойти к ним снова, прикуешь наручниками к двери, чтобы остановить ее. Заставь меня поверить в это, — призвал я.
Шарлотта уставилась на наши соединенные руки.
— И? — поинтересовалась она.