– Мама, можно я скажу?! – тянет руку, как школьник, сорокавосьмилетний Володя. Старший, Юра, в трансе. Младший, Алеша, в эйфории. Риелтор Сева с пересохшим языком и пеной у рта заносит детали в блокнот. Сева исчерпал аргументы и жаждет пива. Дебаты проходят на кухне за инкрустированным буковым столом в стиле ренессанс. В остальном кухня напоминает Спарту в упадке.
Итак, лучшие годы семьи: рождение, отрочество сыновей, лыжные прогулки по Ленинским горам, настольный теннис в Нескучном саду. Но – обстоятельства. Прости, родовое гнездо отца семейства, умершего десять лет назад полковника КГБ. И прощай 120-метровая четырехкомнатная квартира на шестом этаже сталинского дома с окнами во двор Ленинского проспекта рядом с метро «Октябрьская». За час Сева одурел от их семейных кульбитов. А по-другому расселений не бывает.
За столом между Юрой и Алешей – вдовствующая мать. Миниатюрная, но с большой грудью, Майя Георгиевна Аникеева. За ее спиной мраморный подоконник с одряхлевшим алоэ, подпертым воткнутым в горшок карандашом фабрики «Сакко и Ванцетти». В ранних сумерках ноября (портьеры, со слов Майи Георгиевны, в стирке) суетятся за голым окном юные снежинки. Майе Георгиевне семьдесят шесть. В прошлом красавица, руководитель среднего профсоюзного звена ВЦСПС. Глаза сверкают перезревшими вишнями, голос звенит эхом былых профконференций:
– Говори, Владимир, только по существу.
Сухой лысеющий Володя, в костюме с оплывшими плечами, давно порывавшийся взять слово, суетливо поднимается со стула:
– Я, мама, понимаю все, но это некорректно по отношению к тебе самой!
– Некорректно?! Аргументируй!
– Вопрос можно решить иначе, мама! – Володя одергивает пиджак.
– И как?! – вскидывает она голову, сощурив глаза.
– Юркину комнату на «Павелецкой» не продавать. Вы с Люсей общего языка не нашли – случай хрестоматийный. Но зачем так кардинально менять-то все? Зачем Алексею сразу двухкомнатную? Вам с Юрой, понятно, вынужденная необходимость.
Неухоженный, помятый Юрий (ему чуть за пятьдесят, для собутыльников он Юрис) хрипло кашляет в кулак.
– Продадим Ленинский, – торопится договорить Володя, – вы с Юрой переедете в двухкомнатную под твой присмотр, Алексей с Люсей переберутся в его комнату. Лешке всего тридцать девять, вся жизнь впереди.
– Ты когда там последний раз был?! – вспыхивает Алексей (самый из сыновей миловидный). – Там капитальный ремонт нужен на полмиллиона! Я Люсю в комнату не повезу!
– Помолчи, – взмахом руки останавливает младшего Майя Георгиевна, – пусть твой брат выскажется до конца! Он, судя по всему, давно ждал этой минуты!
– Лешка всегда был вашим с отцом любимцем, – заметно вянет Володя, – факт неоспоримый. Отзывчивый, внимательный, записки в детстве на даче писал: «Мама, я пошел какать, не ищи меня». Не чета нам с Юрой.
Юрий, ковыряя ногтем инкрустацию стола, мрачно ухмыляется, Лицо Майи Георгиевны приобретает окрас предгрозового заката:
– Хорошо же ты, Владимир, ценишь добро, сделанное тебе отцом. Та-ак, что дальше?
– А что дальше… если двухкомнатную только вам с Юрой, а Леше с Люсей переехать в его комнату, доплата будет ого-го, даже с ремонтными затратами. Деньги по банкам под проценты распределить, – Володин голос уходит в грудную клетку, – пожить красиво, как белым людям, – нервно сглатывает он слюну. – Юра не работает, на что вы с ним собираетесь жить? На твою пенсию? Выплаты-то за отца тебе перекрыли?
– Не сметь поганить честь отца! – хлопает ладошкой по столу Майя Георгиевна. – Мало тебе, засранец, обещанной мной денежной компенсации к твоей квартире на Вавилова?! Сибаритствовать задумал и нам предлагаешь?!
Ей не пристало стесняться риелтора Севу. Позавчера этот белобрысый молокосос уже сунул нос во все квартирные щели, сегодня приехал поговорить с членами семьи – пусть понимает, чей голос здесь решающий. Понадобится, приедет и в третий, и в четвертый раз! Не ей же с сыновьями таскаться по агентствам.
ebooksa