Спаси меня от холода ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

И если ты разрешаешь.

Не проходит и десяти минут, как раздается стук в дверь.

Не знаю, воспринимает ли девочка это таким же образом, как я, и поэтому ли тянется ко мне. Часто мы просто молча проводим время вместе, Эмми тихо разговаривает с Нобсом, а я сижу рядом и слушаю. Иногда мы общаемся в странной, осторожной манере, периодически подбираясь к темам, которые, вероятно, каждая из нас по своим причинам считает слишком тяжелыми, чтобы о них говорить. Но ничего страшного. Как-то я предложила Эмми почитать ей вслух, и хотя она долго сомневалась, в итоге согласилась. Время, которое мы проводим вместе за книгой, создает между нами еще одну связующую нить. Я заказываю детские книги, которые много значили для меня раньше, и то, что могу прочитать их с девочкой, тоже меня успокаивает.

Мы теперь не играем в «Маму, папу и ребенка», и Нобсу больше не нужно спать в моей постели. Ни разу больше я не предлагала девочке спеть вместе, однако в душе у меня есть такое желание. И мне хочется спеть именно Эмми, не Фэй. Понимание этого сначала приносит боль, но Фэй – это Фэй, моя малютка, а Эмми – это Эмми, девочка, которую приняло мое сердце.

В обед Нилл ее забирает, и каждый раз Эмми без малейших возражений встает и направляется к двери, даже если в этот момент мы дочитали до интересного места. Она топает мимо отца, тот прощается, а я просто сижу и размышляю, буду ли – и если буду, то как – обсуждать с Ниллом странное поведение его дочери рядом с ним. Если бы он хотел об этом поговорить, то уже бы это сделал. Он же терпит, что я ему тоже ничего не объясняю.

После ухода Эмми я, как правило, ложусь еще часа на два в кровать. Вместо сна мои мысли часто мечутся вокруг Пиппы, которая с того утра уклончиво реагирует на мои вопросы. Мол, все нормально. Нет, он больше не срывался. Нет, она не боится.

– Сиенна, не задавай мне постоянно одни и те же вопросы, ладно? – однажды говорит Пиппа. – Тебе больше не нужно ни за кем тут приглядывать.

Эта фраза сражает меня наповал, предложения разрывают внутри глубокую рану. Знаю, сестра не то имела в виду, но тем не менее ощущаю себя оторванной, отделенной, отвергнутой семьей. Моей семьей, состоящей из Пиппы.

– Хорошо, – несмотря ни на что, отвечаю я, и у меня даже выходит придать этому слову невинное, добродушное звучание. – Просто хочу, чтобы ты знала…

– Я знаю, – прерывает меня сестра.

Черт.

Сильнее, чем когда-либо, нарастает стремление поговорить обо всем с кем-нибудь. Возражающему голосу во мне, который выдвигает аргумент, что потом я буду вынуждена жить, зная, что у людей в головах засядут эти факты, приходится с каждым днем затрачивать все больше энергии.

Лежа по ночам в своей постели после утренних часов, проведенных с Эмми, после одиноких дней, порой прерывающихся короткими разговорами с Айрин, Лив или Пиппой, после семичасовых смен в «Брейди», я чувствую себя такой подавленной и истощенной, что иногда даже представляю себе, как было бы приятно еще раз начать все сначала в другом месте. Снова уехать и на этот раз не брать с собой никакого багажа, совсем никакого, однако, даже пока предаюсь этой мысли, осознаю, что никогда этого не сделаю. Не существует ничего, что разлучило бы меня с Пиппой.

И я буду скучать по Эмми у себя в гостях.

И я хочу продолжать видеть Нилла. Просто видеть. Не больше.

* * *

Объявление на двери паба бросается в глаза, как только я выхожу из своего узкого переулка. Вырванный из блокнота листок бумаги, несколькими полосками скотча приклеенный к деревянной двери.

К СОЖАЛЕНИЮ, СЕГОДНЯ ЗАКРЫТО

Закрыто? Субботним вечером? В замешательстве я пару секунд пялюсь на большие, жирно обведенные черным буквы, затем вставляю ключ в замочную скважину.

– Эй, – зову я еще до того, как сдвигаю в сторону тяжелую занавеску, – что здесь?..

Замолкаю, увидев Нилла, стоящего за барной стойкой с прижатым к уху мобильником. В качестве приветствия он просто поднимает руку и продолжает телефонный разговор.