Мальчишка шмыгнул носом.
– Мое название лучше.
– Как угодно. – Я со вздохом махнул рукой в сторону круглого здания позади нас. – А теперь о плохом: мы облили спиртом парапеты, и у нас осталось водки только на один проход в собор. Западный. Хорошие новости – в таком замкнутом пространстве пары крепкого спирта рванут, как бздея чревоугодника в свечной лавке. Так что отступайте западной дверью. Порченые побегут следом, и Диор будет ждать их с огоньком.
– А после? – спросила Хлоя.
– Если повезет, мы проредим их ряды так, что у меня будет шанс добраться до Дант…
Охнув, я согнулся пополам: живот скрутило с такой силой, что даже ногти и зубы зашевелились. На какое-то время я забыл обо всем, кроме жажды: тепло, запах моего отряда, биение сочной, горячей багряной крови в жилках у самой кожи…
– Габи? – позвала Хлоя. – Ты как?
– П-просто охеренно…
– А с виду ты как лужа поноса, Угодник, – мрачно вскинула Доброту Сирша. – Оставь костлявого принца мне. Ни сёдня, ни завтра я не помру.
Беллами мрачно кивнул.
– Я не унесу с собой в могилу песню.
– Благослови вас всех Господь, – сказала Хлоя, глядя на меня большими от тревоги глазами. – Да ниспошлют нам Бог, Дева-Матерь и мученики победу над злом.
Я взглянул на Диора, все еще ощущая огонь в животе:
– Жди сигнала, мальчик.
– Буду, герой.
Я взглянул на Рафу.
– Сделаете одолжение, отче?
– Проси, Угодник.
– Если увидитесь сегодня с Творцом – пните Его за меня по яйцам.
Мы с Сиршей и Беллами поднялись на окутанные водочными испарениями стены. Рафа и Хлоя ждали во дворе при свете трепещущего факельного пламени, а Диор спрятался в соборе. С боков нас окружали отвесные утесы, а это значило, что подступ к нам у Дантона всего один, но по мере того, как сгущалась темная морозная ночь, я все больше сомневался, что нам хватит сил его сдержать.