Империя вампиров

Он был прекрасен, не подвластен времени. Наши взгляды встретились, и я ощутил, как его разум давит на мой – нежно, словно первый поцелуй. Странное было ощущение – словно по скальпу провели холодными пальцами, а потом ввели их в мягкий, как желе, купол черепа. Как и учил меня Талон, я тут же окружил свои мысли нытьем о стертых ногах, о варварских манерах знати. Однако взгляд твари скользнул по моему дублету, оружию, спрятанному под ним. Он понял, что что-то тут не так: возможно, и не раскусил меня, просто понял, что перед ним не просто скот.

Адриен взглядом отыскал в танцевальной зоне создательницу. Внешне Марианна Лункуа ничуть не изменилась, но я заметил, как они со своим отродьем мельком переглянулись, обменялись мыслями. Черные глаза Лункуа остановились на мне. Я почувствовал, что она меня видит – так, словно я нагим предстал пред самим Господом.

Не говоря ни слова, Адриен исчез, ножом скользнул в толпу. Не зная, как быть – то ли преследовать его, то ли оставаться на месте, – я посмотрел на Серорука и на серафима Талона. Марианна скользила к дверям: гости расступались перед ней, точно вода, а на руке у вампирши повисла околдованная девушка.

Наставник велел мне ничего не предпринимать, лишь смотреть, Талон дал прямой приказ проследить за добычей до логова. Я же хотел доказать свою полезность, хотел быть братом Серебряного ордена, но после ошибки в Скайфолле – и откровения моих странных даров крови, – танцевал на грани пропасти. Чудовище тем временем приближалось, и я заметил, что у девушки, которую она уводит, волосы цвета осеннего золота.

Кузина Аарона. Вероника.

Тогда я вспомнил свою сестру, Амели. О том, как клялся Астрид, что если у меня получится избавить хотя бы одну мать от адских мук, я с радостью на это пойду. Не героем я хотел быть, но и не чудовищем вроде тех, за кем мы охотились.

Веронике едва сравнялось пятнадцать, Амели сейчас была бы ей ровесницей. Возможно, не знай я эту девушку по имени, и отвернулся бы, хоть раз, сука, выполнив веление учителя, однако у нее впереди была вся жизнь. И она вот-вот могла оборваться.

– Господи, помоги, – прошептал я – Прошу Тебя, помоги мне.

Я ощутил жар – в ладони и на груди, там, где серебрились татуировки. Семиконечная звезда на руке озарилась светом. Я ухватился за тепло, что распространялось по телу, мысленно вознес молитвы Вседержителю. Пиявка приближалась, и я понял: если встану у нее пути, она сокрушит меня, как лед, но ощущал на себе дыхание Божье, а серебро жгло мне кожу. Я запустил руку под дублет, достал кинжал и ослабил воротник. Заступил дорогу вампирше, выпростав вперед раскрытую ладонь, горящую холодным бело-голубым огнем.

– Стой. Во имя Вседержителя.

– Де Леон! – взревел Талон. – Будь ты проклят, сопляк!

Вампирша прищурилась. Музыка умерла, и люди кругом заохали. В бледном свете, исходившем из моей руки и разреза дублета, Лункуа уже не казалась такой прекрасной. Когда чудовище заговорило, я даже не понял, звучит ее голос лишь у меня в голове или его слышат все.

– Нет у твоего Вседержителя власти надо мной, дитя.

И если ее мальчишка вошел мне в голову нежно, то она ворвалась, точно удар молотом. Я постарался вытеснить ее, а Серорук с Талоном уже спешили к нам через толпу. Вампирша шагнула в мою сторону, и свет у меня из ладони засиял столь ярко, что она вздрогнула. Вероника крепко зажмурилась: поволока чар слетела с ее глаз, и она съежилась.

– Отпусти ее, – гневно потребовал я. – Приказываю тебе, во имя крови Спасителя.

Лункуа шагнула еще ближе, ее темная ярость только усилилась. Это создание было старо, как сам мир, а я рядом с ней выглядел насекомым. Но подле меня встал Господь, и ощущал я себя исполином. В глаза вампирше бил слепящий свет, со спины на нее готовились напасть Талон с Сероруком – и она швырнула Веронику на стену, как тряпичную куклу. Я вскрикнул и кинулся ловить девицу, но нас обоих отбросило на камень. Раскидывая зевак, вампирша размытым пятном кинулась к выходу, вылетела в окно. Сквозь дождь из стеклянных осколков Серорук с Талоном сиганули следом.

– Убили! – закричал кто-то. – Боже, убили!

Я тряхнул головой и, моргая, огляделся: в залу с трудом вошел один из стражников, неся тело служанки. Девушка была мертва, бледна, как пепел. Ее выпили досуха, на шее виднелись два прокола. Толпа в ужасе ахнула.

– Значит, ты совсем об-бычный, да? – простонала Вероника у меня на руках.

Наскоро оглядев ошеломленную девицу, я последовал за наставником и Талоном – выпрыгнул в разбитое окно. Аарон у экипажа боролся с высоким бородачом. Серорук несся по дворику мимо удивленных солдат, а следом за ним – Талон. Оба после выкуренного причастия летели ястребами. Я же подбежал к Аарону и саданул раба навершием кинжала по башке; это дало барчуку заломить ему руку и повалить на землю. Дублет у Аарона был в крови – пьяный и нерасторопный, он дал ранить себя, но испытывал, скорее, ярость, а не боль.