Империя вампиров

22
18
20
22
24
26
28
30

– Молчать, – прошипел Аарон, сверкая клыками. – Это неправда.

– Я не виноват, папа, – умоляющим тоном, сцепив руки у груди, заговорила Лаура. – Я не хотел. Саша меня заставил, папа. Саша меня прину…

– МОЛЧАТЬ! – Аарон вскинул меч, держа его обеими руками и тем самым приглушив свой свет. Теперь он изливался только из моей ладони, да из рисунков на наших телах. Пятно света стало у´же. Лаура сощурилась.

– Де Косте, стой на месте! – крикнул Талон. – Она провоцирует тебя на бой! Оставайся в кругу! В свете Божием и вместе мы сильнее!

Лаура в ответ рассмеялась.

– Мнишь, будто Бог твой спасет вас от меня?

Талон скривился, оскалив клыки.

– У-убирайся… из м-моей головы, сука…

– Мы твой бич, серафим, и твой Бог не спасет тебя. Он ненавидит тебя и все, чем ты являешься. – Она склонила голову набок и презрительно скривила губы. – Я бы заставила тебя полюбить меня, Талон де Монфор. Посулила бы удовольствия, о каких ни девственник, ни святой брат не мечтал. Но вот я все увидела, в твоих напитанных кровью глазах и на твоих окровавленных руках.

Вампирша улыбнулась.

– Ты и так уже наш, бледнокровка. Твоя малышка Ифе подтвердила бы…

Наконец у нее получилось. Я предостерегающе вскрикнул, но Талон, сука, сорвался и напал на нее – и Аарон с ним. Я кинулся было следом, неся свой свет, но Лаура Восс быстрее колибри ушла от удара Талонова кистеня и от клинка Аарона. Правой рукой пробила защиту серафима и вывернула ему предплечье так, что кость вышла наружу. Левую же глубоко вонзила ему в живот. Потом отбросила Талона назад; из вспоротого брюха у того кольцами вывалились кишки. Аарон ревя и взывая к Вседержителю, рубанул. Он метил в рану, оставленную Сероруком, и наконец он сумел ее раскрыть, расколоть мраморную кожу Лауры.

Но принцесса вечности ударила в ответ, и я закричал, когда ее алмазно твердые когти до кости распороли барчуку лицо. Второй удар пришелся ему в грудь, и под громкий хруст ребер Аарон отлетел назад.

– Де Косте!

– Габриэль.

Я обернулся. Вампирша снова приблизилась и шла вдоль круга моего света. Я остался один в океане тьмы. Тогда я вспомнил Скайфолл, как закипела от моего прикосновения кровь маленького Клода. Но даже если этот дар был все еще при мне, то призывать его я не умел. Лаура пристально смотрела на меня, слегка приоткрыв рот. Облизнула зубы, провела окровавленными пальцами по ране на шее. Затем ее рука скользнула по изгибу похожего на песочные часы тела и вжалась в промежность.

– Я чувствую в тебе желание, слабокровка. Чувствую страх. Я знаю, что ты сотворил с бедняжкой Ильзой. Знаю, как ты боишься сделать то же с твоей дорогой Астрид. Но моя плоть не так слаба и не сломается о твой камень. Меня тебе не ранить, Габриэль. Как бы ты ни хотел.

Как же она была ужасна. Просто зло во плоти. Но – Боже, помоги мне! – она несла в себе и красоту вместе с тьмой конца времен. Я тяжело сглотнул, вспомнив, как струилась мне в рот кровь Ильзы, как сладко пахла кровь Астрид. Лаура хищником расхаживала из стороны в сторону, но я был готов поклясться, что чувствую ее и за спиной: вот она кладет руки мне на оголенную грудь и опускает их все ниже – вдоль живота. Она взглянула на карман, в котором у меня лежал подарок Астрид. До крови прикусила губу и задрожала.

– Позволь поцеловать тебя, Габриэль. Позволь ласкать тебя там, куда смертные девушки боятся заглядывать.

Я посмотрел на товарищей, на оброненные мечи и сломанные ребра. Я мог бы бежать. Развернуться и спастись в соборе, колокола которого как раз возвестили о наступлении Дня святого Максимилля. Но отступить – значило бы бросить на смерть братьев.