– Светлой зари, мадемуазели, – прошептал я.
Хлоя вздрогнула. Астрид оторвалась от книги и посмотрела на меня своими темными глазами. Улыбнулась. Боже, как она улыбнулась…
Габриэль откинулся на спинку кресла и поднял к потолку сияющий взгляд.
– У этой девушки в арсенале имелась тысяча улыбок, – вздохнул он. – Суровая, как зимний ветер, пронизывающий до костей. Легкая, словно голубиный пух, лишь бледный намек на улыбку, просто чтобы ты знал: тебя слушают. Была улыбка пугающая, была такая, от которой хотелось плакать, а была и заставляющая ощущать себя единственным в мире мужчиной. Мне в ту ночь Астрид улыбнулась так, как никогда не улыбалась прежде, и забыть это меня не сумели заставить ни огонь, ни кровь. Я помнил это все ночи – с той самой по сегодняшнюю. Та улыбка шептала мне, и я улыбнулся в ответ.
– Что же тебе шептала эта улыбка? – спросил Жан-Франсуа.
– Астрид была счастлива. Счастлива видеть меня.
– Божьего утра, Габриэль, – сказала она.
– Рад видеть вас обеих, сестры-новиции. Молю Бога в надежде, что у вас все хорошо.
– Все хорошо. – Астрид утерла нос. – Если не считать небольшой кровопотери.
Хлоя улыбнулась. Ее зеленые глаза прямо светились.
– Рада видеть, что ты вернулся целым и невредимым, инициат.
– Точнее, невредимей прочих. А для чего ружье?
– О. – Астрид скорчила гримасу. – Не обращай внимания. Это Хлои.
– Ты стащила ружье из арсенала? Боже правый, для чего?
– Я его не крала, – возразила Хлоя, осенив себя колесным знамением. – Воровство – грех, Габриэль.
– Настоятель Халид обучает нас, – хмыкнула Астрид. – После того, как та высококровка убила Ифе, сестры упражняются каждую
Хлоя вытаращилась на нее.
– Ты же сама предложила, Аззи.
– Я просто шепнула, а аббат услышал, мол, девушкам спалось бы крепче, умей они за себя постоять. Я же не знала, что эти, мать их, занятия сделают обязательными.
Хлоя закатила глаза и обернулась ко мне.