Империя вампиров

22
18
20
22
24
26
28
30

Для защиты Авинбурга угодников-среброносцев отзывали со всей империи, и в казарме на нижнем уровне теперь спало больше десятка инициатов: крупный Тео Пети с соломенными волосами и воловьими плечами; Финчер с разноцветными глазами и вилкой для мяса под подушкой; приятели Аарона – де Северин, Здоровый, Средний и Мелкий Филиппы – высокородные парни, из-за которых в последний, сука, год моя жизнь превратилась в мучения.

Почти все они на мой счет определились: я так и оставался слабокровкой, нижайшим из низких в комнате, набитой Дивоками, Илонами, Честейнами и Воссами, – но все они слышали о нашей схватке с Призраком в Красном. И стоило де Северину в очередной раз обозвать меня пейзаном, как Аарон оторвался от книги Клятв, которую читал, и мягким, точно бархат, голосом произнес:

– Оставь его, Сэв.

– Чего? – фыркнул тот. – Этого низкорожденного мужеложца? Ему еще повезло, что я…

– Сэв. – Аарон пристально посмотрел в глаза собрату. – Оставь его в покое.

Спустя три дня наступил famdi[25], предшествовавший prièdi, и я проснулся еще до рассветных колоколов. Завтра нам предстоял исторический день: к нам прибывала императрица Изабелла во главе армии своего супруга, а Аарон готовился к посвящению в угодники. Но для меня особенным был день сегодняшний: я пережил первую охоту, и наконец иглы Серебряного сестринства нанесут мне на кожу очередную часть эгиды.

Мы с де Косте вошли в собор, и среди сестер у алтаря я приметил знакомую фигуру. За вуалью разглядел родинку над насмешливо изогнутыми губами, а в темных блестящих глазах прочел гордость.

Когда меня пристегивали к столу, я на Астрид даже не взглянул, не смея ни намеком выдать наши общие тайны. И тем не менее я ощущал ее рядом, слышал аромат ее волос: розовая вода и ландыши. Спустя двенадцать часов, проведенных под ее иглами, окутанный курением ладана и под гимны, я чуть не бредил от боли, но жаловаться не смел: Аарону перед обетами расписали всю спину. До этого он целых три дня страдал от иголок настоятельницы Шарлотты, и вот его рисунок был почти готов: прекрасный лик Спасителя в окружении ангелов воинства небесного.

Следя за работой настоятельницы, я размышлял над словами Астрид о роли женщин в Сан-Мишоне. О том, как мало они имеют власти. Среди нас была дюжина сестер, они пели хвалебные гимны, промывали наши раны и смешивали чернила с серебром.

А кто пел гимны им?

– И какой рисунок ты выбрал, де Леон? – спросил Жан-Франсуа.

Габриэль задрал левый рукав, показывая гирлянду из роз на кисти.

– В честь аромата ее волос, – пояснил он. Предплечье уродовали шрамы, следы разрывов, но под рубцами на внутренней стороне руки расправила похожие на пылающие серебряные ленты крылья прекрасная и светлая, закованная в латы…

– Эйрена. – Историк кивнул. – Ангел надежды.

– Это дар мне от Астрид Реннье.

Когда все было закончено, я посмотрел на поэму, что она вывела в серебре на моем теле, и не удержался, сказав как на духу:

– Какая прекрасная работа, сестра-новиция.

– Это работа Господа Всемогущего, инициат, – ответила мне настоятельница Шарлотта, не отрываясь от спины Аарона. – А ты, я и все мы – лишь Его инструменты в этом мире.

– Véris, настоятельница, но Орден не смог бы служить без сестринства. Без серебра под кожей мы стали бы добычей тьмы. Лично я благодарен за все, что вы делаете. – Оглядев собравшихся, я низко поклонился. – Merci, сестры. Всем вам. Без вас мы – ничто.

Астрид мельком улыбнулась мне, а Шарлотта посмотрела так, что я задумался: говорил ли ей прежде что-то подобное хоть один угодник? Покрытое шрамами, ее лицо почти что расплылось в улыбке, но тут она откашлялась и вернулась к работе.