Империя вампиров

– Идем, Диор. – Я взял ее за руку, а она подняла на меня взгляд: в ее глазах еще стояли слезы по бедному Рафе.

Вместе с девицей мы прошли сквозь ропщущую толпу к старому шато, укрытию, какое он мог нам предложить. Позади еще тлели в снегу останки священника: их дым медленно поднимался к небу, а оно, как всегда, хранило молчание.

Я же сквозь запах угля и пепла уловил другой.

Совсем легкий, но от него мое сердце понеслось галопом.

Запах смерти.

Смерти и ландыша.

XVII. Плечо поплакаться

– Ты так сильно спрятал башку в жопу, что ком у тебя горле – это, должно быть, нос.

– Тебе нельзя уходить, Диор.

– Ну, оставаться тоже нельзя, Габриэль!

Мы стояли у меня в спальне и зло смотрели друг на друга. В очаге горел огонь, а шторы были открыты: в ночи за окном я видел часовенку во дворе, в которой когда-то венчался, и дальше, на стенах – людей в свете жаровен. Кто-нибудь из них то и дело оборачивался на замок, мрачно хмурясь и что-то бормоча товарищу рядом. Я знал, о чем они шепчутся. Знал, с каким страхом борются. Но мне было плевать.

– Если покинешь эти стены, то отдашь этому сукину сыну именно то, чего он хочет. С тем же успехом можешь бантом повязаться и преподнести себя Вечному Королю.

– Я не стану просить этих людей умирать за меня, Габи!

– Ты и не просишь! Аарон им приказывает! Они же солдаты, им положено!

– Они не солдаты! – прокричала Диор. – Они отцы и матери! Сыновья и дочери! Ты же слышал, что Дантон сотворит с ними, если они будут противостоять ему!

– Он говорит так, чтобы влезть к ним в головы. Зверь не станет рисковать своей шкурой и сражаться, если ему тебя могут отдать просто так! Я вампиров убиваю полжизни и могу сказать, что никто так не боится смерти, как твари, живущие вечно!

– Скажи это тем, кто умрет на стенах!

– Богу твою душу мать! Ты меня слушаешь? Ты же видела, какую защиту выстроили тут Аарон с Батистом. Им придется переть на эти стены, и от этих мыслей каждый из бессмертных подонков срет кровью. Дантон хочет, чтобы ты закрыла глаза! Он ждет, когда кто-нибудь сломается!

– Как будто никто не сломается! Думаешь, я для этих людей значу больше, чем их родные дети? Думаешь, никто из них прямо сейчас не прикидывает, как бы выдать меня?

– Пусть только попробует, – прорычал я, кладя руку на эфес Пьющей Пепел. – Пусть только, сука, попробует.