Эркюль Пуаро

– Я хотел сказать, что теперь вы забудете об этих отпечатках.

К моему удивлению, Пуаро покачал головой.

– Нет-нет, mon ami. Наконец-то я на верном пути. Я все еще в потемках, но, как я уже намекал Бексу, отпечатки сапог – самое важное и интересное в этом деле. Не удивлюсь, если бедный Жиро не обратил на них никакого внимания.

В этот момент открылась парадная дверь, и Оте с комиссаром спустились по ступенькам.

– О, мосье Пуаро, а мы шли за вами, – сказал следователь. – Становится уже темно, а мне хотелось бы еще зайти в гости к мадам Дюбрей. Без сомнения, смерть мосье Рено ее очень огорчит. Но, может быть, мы узнаем у нее о какой-нибудь подробности. Эти «секретные бумаги», которые Рено не доверил своей жене, возможно, спрятаны у женщины, любовь к которой так зачаровала его. Мы знаем слабости наших самсонов, не так ли?

Больше никто ничего не сказал, и мы двинулись под гору. Пуаро со следователем шагали впереди, а мы с комиссаром шли следом.

– Без сомнения, рассказ Франсуазы в основном верен, – доверительно заметил он. – Я навел справки. За последние шесть недель, то есть со времени приезда мосье Рено в Мерлинвиль, мадам Дюбрей вносила на свой счет в банке большие суммы денег. Всего она внесла двести тысяч франков!

– Боже, – произнес я, подсчитав, – это около четырех тысяч фунтов!

– Именно. Да, вне сомнения, он был безумно влюблен. Но посмотрим, доверил ли он ей свои «секретные бумаги». Следователь надеется, но я не разделяю его оптимизма.

Разговаривая, мы шли по переулку к развилке дороги, где утром останавливался наш автомобиль. И только теперь до меня дошло, что домик, откуда выходила та красивая девушка, и был виллой «Маргерит», где жила таинственная мадам Дюбрей.

– Она живет здесь много лет, – сказал комиссар, кивая головой в сторону дома, – очень тихо, очень скромно. Кажется, у нее нет ни друзей, ни родственников, только знакомства, которые она завязала в Мерлинвиле. Она никогда не рассказывает ни о прошлом, ни о своем муже. Никто даже не знает, жив он или мертв. Вы поняли, она окружена тайной.

Я кивнул, испытывая все больший интерес:

– А... дочь? – осмелился спросить я.

– По-настоящему красивая девушка, скромная, искренняя. Чувствуешь к ней жалость, потому что она, вероятно, ничего не знает о прошлом родителей. Но человека, который захочет попросить ее руки, это обязательно будет интересовать, и тогда... – комиссар выразительно пожал плечами.

– Но это не ее вина! – воскликнул я, чувствуя, как во мне закипает негодование.

– Да, но женились бы вы на ней? Всякий мужчина щепетилен в отношении предков своей жены.

Наш спор прервался, так как мы подошли к двери. Мосье Оте позвонил. Прошло несколько минут, затем послышался звук шагов, и дверь открылась. На пороге появилась моя утренняя богиня. Увидев нас, она мертвенно побледнела, ее глаза расширились от мрачных предчувствий. Не было сомнений, она испугалась!

– Мадемуазель Дюбрей, – сказал Оте, снимая шляпу с головы, – нам бесконечно жаль беспокоить вас, но требования закона... вы понимаете? Передайте мой поклон вашей матушке. Не будет ли она так любезна уделить нам несколько минут для беседы?

Мгновение девушка стояла без движения. Ее левая рука была прижата к груди, будто хотела успокоить внезапное и болезненное биение сердца. Но она овладела собой и сказала тихим голосом:

– Я пойду спрошу. Пожалуйста, подождите.