– Не имею ни малейшего представления.
Оте вздохнул.
– Крайне таинственное дело. Ну хорошо, мы можем оставить вопрос о письме. Итак, на чем мы остановились? О, орудие убийства! Боюсь, это может причинить вам боль, мосье Рено. Насколько я знаю, это был ваш подарок матери.
Жак Рено подался вперед. Его лицо, покрасневшее во время чтения письма, стало мертвенно бледным.
– Вы хотите сказать, что именно самодельным ножом из авиационного металла был... убит мой отец? Но это невозможно! Безделушкой для вскрытия конвертов!
– Увы, мосье Рено, совершенно верно! Боюсь, что это идеальное оружие. Острое и удобное в обращении.
– Где он? Могу я его видеть? Он все еще... в теле?
– О нет, он вынут. Вы хотели бы видеть его? Чтобы быть уверенным? Возможно, это было бы хорошо, хотя мадам уже опознала его. Все же... мосье Бекс, можно вас побеспокоить?
– Разумеется. Я немедленно схожу за ним.
– Не будет ли лучше, если мосье Рено сам пойдет в сарай? – вкрадчиво предложил Жиро. – Без сомнения, ему необходимо увидеть тело отца.
Вздрогнув, юноша сделал отрицательный жест, и следователь, всегда склонный перечить Жиро, когда это только возможно, ответил:
– Нет, не сейчас. Мы прибегнем к любезности мосье Бекса, он принесет его сюда.
Комиссар вышел из комнаты. Стонор подошел к Жаку и стиснул его руку. Пуаро, уже успевший встать, поправлял слегка покосившиеся подсвечники. Следователь уже в который раз читал таинственное любовное письмо, отчаянно цепляясь за свою первую версию убийства на почве ревности.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вбежал комиссар.
– Господин следователь! Господин следователь!
– Да, да. Что случилось?
– Нож! Его там нет!
–
– Пропал. Исчез. Стеклянный кувшин, в котором он лежал, пуст!
– Что?! – вскричал я. – Это невозможно. Ведь только сегодня утром я видел... – Слова замерли у меня на языке.